Ника Ракитина - Дело о физруке-привидении

Трава полезла отовсюду и, несмотря на апрель, стояла кое-где выше роста. Идти прямо по улице не получалось — поперек улеглись два когда-то могучих дерева. Одно — та ива, о которой я уже сказал, как называется второе, мы не знали. Похоже на тополь. В их стволах поселились муравьи, а в дома мы и не пробовали заходить: мало ли кто устроился там. Рам и дверных коробок в проемах почти не попадалось. Остатки асфальта под ногами вспороли мощные корни. Дождь полил всерьез, но обычного стука капель по крышам не было, а вот разросшиеся деревья ровно зашумели под ветром и ливнем. Кое-как добравшись до центра поселка, мы увидели, что к водонапорной башне можно пройти только через забитый пустозельем двор. Выломав пару толстых палок, мы со Степаном осторожно углубились в травяное море, поминутно тыкая посохами в землю — то, что снаружи не видно ни погребов, ни туалетов, не значит, что их и под землей нет.

Однако ничего не случилось — двор мы пересекли и скоро вышли к ферме. Длинный коровник из бетонных блоков, перед ним пустое пространство, заросшее особенно яростно — наверное, загон когда-то был. Осушительные каналы — Степан чуть не упал в один из них, когда мы перемещались к водонапорке по старой дороге. Когда-то она была гладкой, а теперь являлась винегретом из корней, травы и кусков серого асфальта. Вот на ее обочине и притаился осушительный канал. Он выглядел, как настоящий каньон — глубокая треугольная траншея, вода в которой стоит довольно низко — если идти по самому краю воды, то край каньона на уровне глаз. Все это густо заросло кустарником, и кустарник — единственный признак, по которому можно отследить канал на сплошном ковре зарослей.

Наконец мы добрались до металлического слона и задумались, как залезть наверх. Башня под Веткой действовала, и там сохранялись ступеньки. Эту башню забросили, и два или даже три нижних пролета металлической лестницы просто отрезали автогеном. Попытавшись допрыгнуть до самой нижней перекладины, мы только руки измазали в ржавчине. Срубили несколько толстых палок и подставили их — ноги скользили по мокрому. Дождь между тем не слабел, и темнело на глазах. По часам, правда, было всего только пять, сгустившаяся темнота означала, что тучи над нами собрались толстенные, и солнечный свет даже до земли добирается с трудом. Значит, на скорое прекращение дождя не надейся. Мы еще раз перекусили, потом я подставил Степану спину, и он влез на распорку, а оттуда на лестницу, а там подал мне руку — и мы оба забрались на верхнюю площадку, рядом с водомерным люком. И принялись осматриваться, где мы на этот раз оказались. Округа состояла из семи-восьми поселков, раскиданных там и тут. Насколько далеко простиралась зона отселения, из-за дождя и сумрака видно не было. Некоторые из ближних поселков имели такую же водонапорную башню, как наш, и судя по тому, что нигде не мерцало ни огонька, они тоже все были брошены. Никакого желания посещать еще и их у нас не возникло — очень уж неуютно чувствовать, что люди здесь БЫЛИ. Не просто, что людей нет — а именно, что они тут БЫЛИ, а теперь их нет.

Внимание Степана привлекло подозрительное шевеление травы у самой нашей водонапорки. Мы забеспокоились за оставленные рюкзаки, но вышедшая из кустов лисица их даже не обнюхала. И вообще к ним не подошла. И хорошо — запах лисы разносят тот еще.

Мы еще долго стояли на верхушке — слезать и идти по пустой земле не слишком хотелось. "Наверное, после ядерной войны будет так же" — мрачно заметил Степан и прибавил: "В книжках любят описывать безлюдные пространства. Типа, романтично, поэзия там покинутых жилищ, и так дальше. А что-то не романтично мне сейчас ни фига." И впрямь, не до романтики нам было — вот жили люди, вот их не стало — и все рассыпалось. Что десять лет для планеты Земля — вовсе не срок! А истлело до трухи. И грустно нам сделалось неизвестно отчего, и на часах было уже около семи, а мы все не хотели снова нырять в травяной океан. Спустились, подняли на поясах рюкзаки, залезли уже не на самый верх, а устроились на одной из промежуточных площадок и снова стали решать, куда дальше идти. К Сожу? А как на ту сторону? Ну, может, рыбаки сюда и плавают, всем ведь не запретишь, но это ж не каждый день. Да и потом, если б к примеру, я был такой рыбак и меня два небритых хлопца попросили бы перевезти их из зоны, я бы просто побоялся их в лодку пустить — пес их знает, кто они такие.

Между тем дождь все не успокаивался, и вдобавок к сумраку от низких облаков подкрадывалась ночь. Над нами пока не капало, нас защищали верхние площадки лестницы, но мы пожалели, что нельзя развести костер согреться — очень далеко будет виден огонь. И тут нас осенило: можно же подождать до темноты. Станут заметны издалека поселки, где люди включили свет, и действующие трассы, где машины включили фары. Сейчас ведь тоже все уже сидят при свете, просто в сумерках огоньки видны не так далеко, как ночью. И мы увидим границы зоны, и сможем прикинуть наиболее короткий путь, чтобы из нее вылезти. А вылезать попробуем уже утром, отдохнув и по светлому. Ночевать же удобнее всего здесь, как раз крыша есть, и ветер сдувает опротивевших лосиных мух. Кроме всего прочего, такой план не требовал от нас немедленно куда-то идти, а идти нам, честно говоря, не очень-то и хотелось. Мы сидели, прислонившись спиной к решетчатым перилам, и медленно разговаривали о металле. Именно стальные конструкции уже второй раз выручали нас в смысле ночлега. Предоставленные самим себе деревянные стропила и стены стали крошкой. Бетон и кирпич летом набирали влагу в щели и швы, зимой вода замерзала и рвала изнутри самые крепкие камни. Коровник из железобетонных панелей под нашей башней был разморожен кое-где настолько сильно, что мы не хотели заходить внутрь. Один лишь металл сохранился настолько хорошо, что не только не вызывал в нас опасений, но вот уже второй раз позволял ночевать под крышей там, где нормальных крыш вообще не было. Как раз в институте у нас начался курс металлоконструкций, и я рассказывал Степану, насколько разным может быть простое железо. Степан в ответ рассказал, как однажды увидел лунные рельсы — лунный свет отражался в их отполированной колесами поверхности до самого горизонта, и казалось, что от переезда до горизонта тянутся два сияющих белых шнура. Словно там и металла нет — лишь лунное сияние.

Так за беседой мы скоротали время часов до девяти. И действительно увидели огоньки, которых ждали — весь северный край небосвода был ими утыкан. На юге даже отсюда было заметно зарево — освещение гомельских улиц отражалось в низких тучах. На востоке не заметили ничего — или там продолжалась зона, или начинался лес. На западе тоже ничего не увидели. Мелькало что-то, возможно, бакены на Соже, но как-то слишком невнятно, чтобы твердо на эти огоньки надеяться. Мы так и предполагали, что с запада зона будет ограничиваться рекой.