Николай Кудрявцев - Что уж, мы уж, раз уж, так уж...

Брыня улыбнулся. Красива Русь. Просторы, как русская душа. Солнышко, словно ладонь матушки. Реки, леса, холмы, все, куда ни глянь, плавное, как девичья поступь. И народ красивый. И в работе, и в отдыхе. Все делает с любовью. А все потому, что рабства не ведал. А случись степняки или литовцы, встанет, как один. Не за себя, а за род свой встанет. Потому и страха не чувствует, что не смерть страшна, а забвение рода. Потому и видит, Русич, богатство в детях, а не в золоте. Потому и рожают русские бабы…

— Я не понял! — Раздался удивленный голос Сидора. — Почему стоим-то?

Брыня очнулся. Вокруг, как муравьи, суетились люди. Жители мегаполиса, рвали жилы, чтобы выжить в это нелегкое время. Дети встречались редко.

"Рожали русские бабы". — Грустно подумал Брыня.

— Чо, стоим-то? — Повторил свой вопрос Сидор.

— Значит так надо. — Ответил Никанор. — Печь у нас умная, просто так не встанет.

— И что, так и будем стоять? — Не унимался Сидор.

— Не трынди. — Оборвал Брыня. — Слышишь музыку?

— И чего? — Сидор прислушался.

— Знакомая музыка. — Ответил витязь и стал слезать с печи. — Пойду, посмотрю.

— Эй, витязь. — Никанор протянул Брыне бутылку водки. — Возьми, может пригодится. — И он хитро улыбнулся.

— Ты тоже узнал? — Спросил Брыня, принимая бутылку.

— Кто хоть раз слышал, тот на всю жизнь запомнит. — Подмигнул Никанор.

Брыня обошел парапет и стал спускаться по ступеням в переход.

В подземном переходе было полно народа. Одну стену полностью занимали торговые палатки, в которых продавались парфюмерия, изделия из кожи, компьютерные диски, фильмы и прочая мелочь, за которой неохота бежать в магазин. С торца перехода, чтобы не прозевать всех входящих и выходящих людей, сидели и стояли попрошайки и уличные музыканты. Вокруг них стояли несколько человек и слушали музыку, которая остановила печь и загнала Брыню под землю. Их спины загораживали самого музыканта, и Брыне пришлось протолкаться сквозь зрителей.

В самом центре, у стены, на пластмассовом ящике, сидел старец. Его лицо было покрыто морщинами, которые не только не портили, но наоборот, подчеркивали природное благородство. Одет он был в длинную серую рубаху без ворота, подпоясанную простой веревкой, и такого же цвета штаны, заправленные в красные сапоги. Глаза его были закрыты. Он прислонился к стене и играл на дудочке. Перед ним, на полу перехода, стояла картонная коробка, в которую изредка бросали мелочь благодарные слушатели.

Брыня улыбнулся и, обойдя коробку, присел на корточки перед музыкантом. Старец перестал играть и улыбнулся, не открывая глаз.

— И ты, витязь, задержался в пути? — Сказал он. — Тоже с Богами побратался?

— Было дело. — Ответил Брыня, ставя на пол бутылку. — А тебя-то, как сюда занесло?

— А ты подержи. — Старец открыл глаза и протянул Брыне свою дудочку. — Может быть, и догадаешься.

Брыня бережно взял ее в руки. Простенькая на вид, отполированная пальцами до воскового блеска, дудочка излучала мощную энергию. Брыня стал задыхаться, тело закололо иголками. Он быстро вернул дудочку старцу.

— Догадался? — Спросил тот.

— Не уж-то, сам Лель? — Удивился Брыня.

— Догадался. — Подтвердил Старец. — Все правильно. Лель. А у тебя, чую, подарок побратима за голенищем?

— Ну и нюх у тебя, Боян. — Усмехнулся Брыня. — Хочешь подержать?

— Упаси Сварог. — Отказался Боян. — Уж больно грозен твой побратим. Боюсь, спалит меня.

— А давай выпьем, за встречу! — Предложил витязь. — Сколько лет-то не виделись, а?

— Давненько. — Задумался Боян. — Последний раз, мы с тобой у Ижоры встречались. Ты был в дружине Александра Ярославича, а я материал для былины собирал.

— А здорово мы тогда шведов побили! — Вспомнил Брыня. — Они даже вякнуть не успели.

— Это точно! — Согласился Боян. — Русь не Европа. Это Европу можно трясти без опаски, а на Руси, для каждого шведа, Нева с Полтавой всегда найдутся. Ты чего ждешь-то? — Укорил он Брыню. — Открывай, открывай. У меня и стаканчики имеются.

Он наклонился к суме, лежащей около ящика, и вынул оттуда два берестяных стакана. Брыня разлил водку, отдал бутылку, стоящей рядом старушке, и произнес:

— За Неву, Куликово поле, Полтаву и Бородино!

— Верно! — Кивнул Боян. — За нее! За Русь!

Друзья выпили. Боян убрал стаканы в котомку, вынул оттуда бархатную тряпочку и завернул в нее свою дудочку.

— Не потеряется, а все равно опасаюсь. — Пояснил он Брыне.

— Ну и правильно! — Согласился витязь. — Береженого и Бог бережет.

Сзади послышался шум. Люди стали расходиться. Брыня, не поворачиваясь, посмотрел на Бояна.

— Хозяева жизни идут. — Ответил Боян на немой вопрос друга. — Налоги все должны платить.

— Я это уже слышал.

— Смотри, Серый, как бомжи оборзели. — Раздалось за спиной Брыни. — В рабочее время водку жрут. Куда только правительство смотрит?

Послышался хохот. Брыня повернулся к подошедшим боком. Их было двое. Один коренастый, в черной майке, чтобы было видно мускулатуру, и джинсах. Второй высокий, худой, весь в коже, несмотря на теплую погоду. Оба ухмылялись, глядя на витязя.

— Вам чего, ребята? — Спросил он.

— За пенсионным взносом пришли. — Ответил коренастый и оба снова захохотали.

— А что же вы, за такими деньгами и без охраны. — Усмехнулся Брыня. — Не по инструкции. Приходите завтра, парни, сегодня мы не подаем.

Улыбки пропали, словно их и не было. Глаза коренастого сузились. Он сплюнул на пол.

— Тебя давно не били, дед?

— А ты очень любишь бить стариков?

— Хорош с ним базарить, Грязный. — Серый подошел поближе. — Врежь ему, забирай деньги и пошли.

Грязный ударил с левой, но до скулы не достал. Брынина рука поймала его кулак на лету за запястье. Серый отпрыгнул и вытащил нож.

— О-о-о, ребята! — Покачал головой Брыня, и передвинул безвольного Грязного таким образом, чтобы он не загораживал Серого. — В армию вам надо, а не налоги у стариков выбивать. Кто же с ножом отпрыгивает?

— Ну, дед, ты сам напросился. — Прошипел Серый и бросился на витязя.

Рука с ножом метнулась в лицо Брыни и застряла точно так же, как и рука Грязного. Поднявшийся, было, женский визг перешел в облегченный вздох. В переходе было не продохнуть от зрителей. Это за рубежом, на конфликтную ситуацию сбегаются полицейские, а у нас только зрители. Поэтому часто получается, что виновным становится тот, кто защищался от хулиганов.

Брыня повернулся к Бояну.

— Как там, у славян было заведено в таких случаях? — Спросил он.

— А то ты забыл? — Боян надевал через голову свою котомку. — Если ребенок тянет руки к огню, то его запрещено одергивать. Обжегшись один раз, человек запоминает на всю жизнь. А если его одернуть и объяснить, что может произойти, то он не поймет. Кстати! — Боян поправил на шее лямку сумы. — Знаешь, почему сейчас преступность растет?