Дмитрий Гришанин - Мах-недоучка

— Вроде здесь, — пожал плечами купец.

— Ты эти «вроде» брось. Ты четко говори. Смотри, с дуба слезем, на земле особо не разгуляешься, — отчитал рыцарь.

— Да здесь, здесь, точно здесь, — заверил Шаран. — Вон, видишь на стене толстую трещину в виде креста. Когда мы спускались с горы, я ее хорошо запомнил. Значит так, ага… Выходит, женское тряпье мы закопали аккурат под деревом, на котором сейчас стоим.

— Ну если уверен, тогда давай спускаться. — Мах ссадил с плеча Шарана. Затем достал из сумки моток веревки, ощутимо уменьшившийся после «подпоясывания» ею гарсатов, и одним ее концом быстренько обвязал товарища вокруг груди.

— Слушай сюда. Вот как мы поступим: сперва я спущу тебя, потом спущусь сам, — объяснил рыцарь — Ты готов?

Шаран кивнул, крепко зажмурился и ступил с толстой ветви. Веревка натянулась, и бывший купец плавно заскользил вниз.

Благополучно достигнув земли, Шаран, не теряя времени, начал распутывать узлы у себя на животе. Но одной левой рукой работать было неудобно, да и узлы рыцарь затянул на совесть и, несмотря на все старания, у несчастного калеки ничего не выходило.

Вдруг над плечом удрученного Шарана раздался голос:

— Эй, так ты с ним до ночи будешь возиться, давай-ка я помогу.

Мах отстранил неловкую руку Шарана и в два счета распутал свои узлы. После чего он спокойно смотал веревку и убрал ее обратно в сумку.

Едва оправившись от изумления, купец засыпал рыцаря вопросами:

— Как ты оказался у меня за спиной? По веревке спуститься ты не мог, я бы почувствовал. Спрыгнул? Но тут добрых пятнадцать локтей высоты! И кругом немерено сухого валежника! Ты же возник у меня за спиной совершенно бесшумно, ни один сучок не хрустнул! Как тебе это удалось?

— Нет времени объяснять, потом как-нибудь, — отмахнулся рыцарь. — Показывай где зарыли одежду.

— Вон там, — купец указал рукой на едва приметный бугорок. — Да куда ты пялишься! Вон же. Посмотри правее, примерно в десяти шагах от нас, под кустом. Видишь, мох неровно лежит. Под ним мы ее и закопали.

Повернув налево и пройдя еще шагов триста вдоль отвесной стены, две пышногрудые девицы: толстозадая однорукая калека и плечистая мужеподобная силачка, подошли к небольшой деревянной веранде, к крыше которой было привязано несколько толстых канатов, поднимающихся по отвесному склону вверх до вершины Паучьего Зуба.

— Ну, что я тебе говорил! — торжественно изрекла однорукая.

— Идиотка, — осадила подругу плечистая, — не говорил, а говорила. За речью следи, а то наш маскарад в два счета раскроют!

Обе девицы были одеты в очень похожие неброского серого цвета длинные платья с широкими рукавами. У мужеподобной подол платья едва достигал щиколоток, у толстозадой — тащился по земле. Благодаря длинному разрезу внизу, платья совершенно не сковывали ноги дев ни при ходьбе, ни при беге. Разрезы позволяли увидеть, что на мужеподобной под платьем еще были надеты черные кожаные штаны, заправленные в такого же цвета сапоги, а на задастой — короткие до колен шерстяные штаны и она шла босиком. С левого бока у мужеподобной в такт шагам раскачивался длинный меч, висящий на широкой перевези, с правого — туго набитая сумка. У толстозадой никакой ноши не было.

— Да, ладно, чего ты так разнервнич… алась. Мы же пока одни, — примирительно улыбнулась однорукая.

— Балда, вот и привыкай пока одни, — не унималась плечистая. — Тренируйся, вживайся в образ… Так это и есть подъемник? — она ткнула рукой в странное строение на канатах.

— Точно. Вот он, родимый, — кивнула спутница.

— Говоришь ежедневно ровно в пять часов пополудни эта… гм… веранда поднимается на гору? — уточнила мужеподобная.

— Верно, — кивнула задастая. — Ее поднимают два десятка рабов-мужчин, впряженных в здоровенное колесо. К сердцевине колеса привязаны канаты подъемника. Когда колесо приводится в движение, канаты накручиваются на него, и подвешенная на них, как ты выразился, веранда поднимается.

— Шара, сколько тебе можно повторять! — осерчала плечистая. — Я не выразился, а…

— Выразилась… Извини, Маха, опять я сплоховала, — покаялась калека.

— Шара, внимание, кажется к нам приближаются воительницы! — вдруг объявила мужеподобная Маха.

— Но я никого не вижу, — испуганно забегала глазами по обступающей со всех сторон чащобе однорукая.

— Пауков ты тоже не видела, — усмехнулась Маха. — Забыла о моем замечательном предчувствии?

Однорукая не успела ответить, потому что в следующую секунду прямо перед ней кусты бесшумно раздвинулись, и из леса вышли три мускулистые девы в грязных рваных длинных платьях, с такими же, как у Махи с Шарой, удобными разрезами внизу, и с обнаженными саблями в руках. Девы были начисто лишены женской привлекательности, с первого же взгляда становилось очевидно, что они были рождены не для любви, а для боя.

— Приветствуем вас, достойные боевые подруги, — пробасила самая высокая из оборванок, русоволосая худышка с раскосыми глазами.

— Взаимно, — ответила за обеих Маха.

— Девы, а вас-то каким ветром сюда занесло? — озадаченно спросила вторая, узколобая, большеротая и щербатая блондинка.

— Тем же что и вас, — нашлась Маха.

— Но это невозможно, — уперлась большеротая. — Мы с Грязного Острова и сегодня наша очередь проходить Лес Смерти на Паучьем Острове. А вы откуда?

— Сбука, глаза-то разуй, посмотри какая она огромная, — указала саблей на Маху третья оборванка, лысая коротышка с огромной серебряной серьгой в подбородке. — Аж на голову выше нашей Квозы! Такие дылды только на Блудном урождаются.

— Заткнись, Пуча! — накинулась на подругу щербатая Сбука. — Я не к тебе обращаюсь!

— Но Пуча совершенно права, — встряла в разговор однорукая, — мы действительно с Блудного Острова. Кстати, меня зовут Шара, а ее Маха.

— Но день Блудного Острова будет на следующей неделе! — не унималась Сбука. — А сегодня наш день!.. Теперь понятно почему из двух десятков грязнуль уцелели только мы трое — пауки были встревожены подлым вторжением блудниц! Пауки были начеку! И, несмотря на недюжинную силу и сноровку, семнадцать наших подруг вляпались в паутину прожорливых тварей!

— Да, Сбука права! — поддержала подругу длинная Квоза. — И от этого за милю смердит коварным предательством! Девы, нас подставили! Смерть стервам-блудницам!

Оборванки издали грозный боевой клич, весьма напоминающий шипение рассерженных кошек, и, размахивая саблями, ринулись в атаку. Шара от ужаса смертельно побледнела и без чувств осела в высокую траву. Маха же, не в пример подруге, картинно зевнула, красноречивее всяких слов продемонстрировав полное презрение к врагам, и ловко выхватила из ножен длинный узкий меч.