Ольга Мяхар - Новая жизнь

Гриф сполз с дивана и появился рядом с вампиром.

— Повтори, — голова склонена набок, глаза сверкнули холодом.

— А ты глухой? — Вампир даже не дернулся. И явно не боялся.

Из пальцев парня выскользнули черные жгуты, медленно извиваясь, поднялись вверх, на уровень груди. Две пары черных глаз буравили друг друга неотрывно.

Я почесала затылок.

— Иди мойся, Илечка, — похлопал меня по щеке Феофан. — Мы с Иревилем за ними присмотрим.

Иревиль уже взлетел под потолок, делая какие-то знаки анрелу и довольно улыбаясь. Я только вздохнула, плюнула на все и… ушла в ванную, прихватив с собой сонного котенка. Надо бы его как-нибудь назвать.

Хм… надеюсь, Иревиль не станет мне тут разносить все молниями.

Ванна. Мррр… большая, вделанная в пол и глубокая. Можно было вытянуть ноги и набрать воды хоть по шею, а хоть выше. Тут же стояла куча всяких баночек, скляночек и прочей ерунды — с приятным запахом и самых разных цветов.

В коридоре что-то грохнуло, и донесся трагический хохот кашляющего Иревиля.

Потом послышались вопли, ругань, кто-то голосом Сима орал: "Держи эту заразу!" Странно, вампир же не видит духа.

Короче, пока мне там рушили квартиру, я разбиралась со странными шариками, витающими в воздухе у края ванны. Они были красного, синего и бежевого цвета. Не сразу поняла, что это означает горячую, холодную воду и пену.

Набрала горячеватой с кучей пены и с восторгом погрузилась в ванну, чуть ли не мурлыча от счастья. Котенок уселся на краю и с интересом за мной наблюдал.

— Что, тоже хочешь поплавать? — улыбнулась я, протягивая руку.

— Нет.

Тишина. Слышно, как капает с пальцев вода. Смотрю на зверька очень внимательно.

— …Ты говорящий?

— Да, — хмуро. Внимательно наблюдая за моим лицом.

— Хм.

— Я — разведчик, прибыл с опасным заданием, но был раскрыт и чуть было не уничтожен страшной Тенюкой.

— Чем?

— Тенюки — сволочи, уничтожающие моих собратьев.

— Хм…

— Не веришь? — хмуро.

— Верю, — осторожно киваю.

Котенок тяжело вздыхает и смотрит на небольшое круглое окошко под потолком.

— Война ведется давно и непрерывно. Пришлось изменить облик и стать меньше и беззащитнее, чтобы местные жители и враг принимали нас за обычных кошек.

— И… давно воюешь?

— С детства! — с гордостью.

Тяжело.

— Что ж, — тряхнув головой и глядя уже спокойно и в упор. — Ну а меня зовут Бура, приятно познакомиться. Да, кстати, может, расскажешь, почему ты без меня не ел?

— Так ты ведь спасла мне жизнь. И теперь, по закону стаи, я — твой раб навеки. Но… когда ты пропала, я понял, что не смог уберечь хозяйку и…

— Освобождаю.

— Что?

— У меня уже есть один… слуга. Два — перебор. И я тебя освобождаю от служения себе — любимой. Свободен.

Котенок насупился, выходя из образа бывалого вояки.

— Это вопрос чести!

— Мыться будешь?

— Чего? — растерянно.

— Ты ужасно выглядишь, я планировала тебя вымыть и расчесать.

— А мы потом свергнем Теней и установим царство равенства и всеобщего счастья? — пристально глядя в глаза.

У меня дернулась бровь.

— Ага, как только вымоюсь, так сразу все и установлю, — мрачно.

Громкий плюх и сопение у носа показали, что с детьми шутить не стоит. Они всему верят.

Короче, котенок стойко вытерпел мойку тремя шампунями, смену окраса на рыжий (так вышло!) и дальнейшую сушку здоровенным, летающим под потолком и спускающимся по приказу феном. Я тоже… все вытерпела. Но тем шампунем, что менял цвет шерсти, голову мыть не рискнула. Волосы уже чуть-чуть отросли, и я больше не была похожа на взбесившегося ежика. Можно было даже прижать их лаком и рискнуть назвать себя… симпатичной, что ли. Да и кожа не такая уж проблемная. (Особенно если поваляться месяцок в подвале без еды, а потом объесться железа.) Ей явно легче, наверняка решила, что выпендриваться — себе дороже.

Сидящий у зеркала, замотанный в полотенце юный воитель смотрел грозно и требовательно.

— Пошли?

Я как раз натягивала халат, так удобно оказавшийся в скрытом в небольшой нише шкафу.

— Пошли, — киваю, сграбастывая пушистика на руки.

— Бить Теней, — уточнил он.

— Э-э… не сейчас.

— А когда?

Но я уже вышла в коридор и мрачно застыла. Черные догорающие обои, выбитые участки стены, отсутствие окна, перевернутый диван и две валяющиеся на ковре фигуры не вдохновляли. А под порывами прохладного ветра под потолком парил светлый тихий анрел, и на руках у него возлежал Иревиль, тихо и очень слабо что-то шепчущий Феофану. Анрел смотрел на него с любовью и заботой, кивал, всхлипывал. Я прислушалась.

— А еще… похорони меня в саду, где цветут маргаритки…

— Рёва.

— Не говори ничего… в глазах темно, мне трудно дышать.

Всхлип.

— И… пусть поставят памятник… побольше. И из золота. Ничего, что я прошу из золота?

— Ничего, ничего. Хоть из алмаза, если захочешь.

— Хочу. — Натужный кашель сотрясает маленькое тельце.

Анрелочек прикусывает губу и отворачивается.

— Фефа… где ты? Я… ничего не вижу.

— Я тут, Рёва, тут.

— Я… чувствую тепло твоих рук. Спасибо… что ты со мной, друг.

Всхлипы.

— А можно… попросить? — тихо, сипло.

— Что? Проси все, что захочешь.

— Та… та анрел, которая недавно прилетала к тебе… ты еще сказал — коллега. Я… как ее зовут?

Анрел поднял бровь и присмотрелся к гэйлу. Гэйл обмяк, страшно застонал и выгнулся дугой.

— Иревиль! Не умирай, — испуганно.

— Имя, брат! Имя! — Пена на губах, кровь в уголке рта.

— Лизонька.

Нечистик замер, тяжело задышал и тихо произнес:

— Ли-изонька. Расскажи ей обо мне.

Феофан прикрыл глаза, сжал зубы и кивнул:

— Да. Конечно.

— Но… как, как ты ей расскажешь обо мне? — в страшном волнении, — Как ты ее найдешь? Я… хотел, чтобы она тоже что-нибудь сказала над моим бриллиантовым памятником двухметрового роста.

— Двух?!

— Фефа, не жадничай, у тебя полдуши на руках помирает, а ты жлобишься, — с укором.

— Ой, прости. Но… ее же просто найти. Надо лишь два раза позвать по имени — на заре или на закате.

— Два? — придирчиво.

— Да, а… а что это у тебя кровь больше не идет? И дыхание ровное.

— А тебе судороги подавай? Слышишь? Сердце уже не бьется.

К груди хмурого Иревиля прижались ухом. Анрел вздрогнул и ахнул.

— Во-от. Я тут последние секундочки доживаю, а он!

— Прости меня, друг мой, — вздохнул анрел и болезненно улыбнулся гэйлу, — Ты — образец выдержки и упрямства. Даже перед лицом смерти не кричишь и не воешь от боли. А просишь, чтобы два анрела помолились о твоей душе. Я горжусь тобой, Иревиль.

— Спасибо, — смущенно.

— Хочешь, я начну отмаливать тебя сейчас?

— Не, плохая примета, когда живому поют заупокойную.

— Да? — растерянно.