Ю. Жукова - Замуж с осложнениями

Первая мысль — на борту у нас такого человека нет.

Вторая — у него в руках нечто огнестрельное, а за спиной ещё одно. Чтоб Квиггли сдох со своими опасениями!

Дальше думалка отключается, остаётся только головная боль.

— Где кто-нибудь из начальства? — спрашивает оно… это… пришлое.

— Дверь в конце коридора. Код 551, - ещё не хватало мне за этих раздолбаев заступаться. Нет, со мной что, правда случилось что-то из выпуска новостей? Врач с Земли в заложниках у…

Вжавшись в стенку, я исподтишка провожаю взглядом группу невероятно высоких мужиков, топающих в сторону переговорной. Надо уже включать думалку. Запомнить их в лицо, что ли. Да хоть понять, кто они такие! Может, на сделку пойдут…

Дверь отъезжает в сторону, раздаётся растерянное "Ой, кто это?" Дюпонихи и какой-то хрип со стороны Квиггли. Пришельцы ведут себя тихо. В аварийном свете из переговорной на рукаве у одного блеснул значок: строчная «m» с хвостиком-стрелочкой, как зодиакальный скорпион.

Муданг.

Я беззвучно выдыхаю. Чувство такое, как на экзамене, когда вытягиваешь билет, на который угрохал втрое больше времени, чем на прочие, потому что нигде не найти, что на него отвечать. Вроде с чистой совестью можешь сказать, что учил, и пару-тройку умных дядей процитировать, а толку…

Про эту планету с неблагозвучным названием известно было много. Например, что муданжцы — самые умные, хитрые и опасные наёмники во Вселенной. Или что они очень крупные и сильные — но это с первого взгляда выясняется. Неизвестно, когда и как они попали на свой Муданг, а вот по геному они — помесь индейцев с монголами. Ещё известно, что у них в языке отсутствует слово «любовь». Сам язык преподаётся на Земле в космических колледжах, где два года положено повышать квалификацию всем, кто хочет работать в космосе. В столичном колледже был обязательный курс малого инопланетного языка по выбору; ходили слухи, что преподаватель по муданжскому ставит зачёт всем без разбора. В таком раскладе, конечно, запоминается не много.

Слева пару раз полыхает с тихим шорохом. Это они расстреляли переговорники. Потому что мне очень не хочется, чтобы расстреливали людей. Я тоже смотрела весёлые боевики про космос и знаю, что любой урод может оказаться ключом к спасению всей команды…

Из переговорной выходит самый высокий муданжец и направляется ко мне. Я наконец-то встаю и даже вооружаюсь подносом, хотя ежу ясно, что этот мужик меня может волоском перешибить и не заметить. Когда он подходит совсем близко, я понимаю, что можно было и не вставать — с высоты его роста сижу я или стою, не важно.

— Юная леди, всем будет удобнее, если вы примкнёте к своим землякам в той комнате, — говорит он спокойным глубоким голосом. И это террорист? Он бы ещё реверанс сделал! Нет, по мне, конечно, лучше так, чем руки заламывать! Но что-то как-то неправдоподобно… Может, это какая-то ошибка? И хотела бы я знать, прибили они мою сладкую парочку или нет? Как-то мне не хочется в эту комнату…

Я нервно зыркаю в сторону переговорной и поворачиваюсь к пришельцу. Не знаю, какой средневековый знахарь лечил ему ожоги на лице, но я бы ему руки пооборвала, ибо всё равно не в том месте росли… Может, ему предложить врачебную помощь? Но шрамы старые, я ничего не смогу сделать. И вот тогда мне точно финдец. Как же отмазаться?! Мааамочкааа… дети… о!

— Я бы с удовольствием, — начинаю я намного более уверенным голосом, чем ожидала, — но я обязана быть рядом с детьми. Я сюда только на минутку зашла… Понимаете, я врач. Если кому-то из них станет плохо, то это вам же создаст лишние трудности. Вам ведь они нужны… — я утихаю в страхе что-нибудь ляпнуть.

— Живыми, да, — договаривает он за меня. Лапочка моя, ну давай… — Значит, вы умеете лечить?

— Да, да! — я энергично киваю. Хорошо, что он так хорошо говорит на всеобщем. С лёгким таким акцентом, как будто нарочно заставляет этот вялый язык звучать чётко.

— Женщина? — с недоверием переспрашивает другой подошедший муданжец на своём родном. Я ещё что-то помню по-муданжски… А что им не понравилось?!

— Старый Угун говорил: "От землян жди неожиданностей", — отвечает ему мой собеседник и снова поворачивается ко мне. — Мне это нравится. Идите к детям. Алтонгирел вас проводит.

Это имя, осознаю я.

Алтонгирелу эта идея, впрочем, не особо нравится.

— Азамат, да она же просто вы…выается!

Чего я делаю, я не поняла. Слова этого не знаю…

— Ну и пусть вы…выается. Если ей с детьми спокойнее, то пусть сидит с детьми, под ногами мешаться не будет. И нам не придётся на них человека тратить.

Алтон… э-э-э… гирел не находит, что на это возразить, и велит мне идти к детям, а сам плетётся следом. Он вряд ли знает, куда идти, но пользоваться этим мне незачем. Если меня посадят с детьми, которые им нужны живыми, сами же сказали, то я буду вроде как при деле. Может, ещё и не убьют. Может, им за меня выкуп дадут…

Детей всех согнали вместе, и вой стоит оглушительный. Алтонгирел объясняет двум парням на входе в «детскую», кто я такая, сопроводив моё резюме парой непонятных эпитетов в адрес Азамата. Парни присоединяют к имени Азамата какое-то слово, (Ахмат, что ли, — как царевич?), которое явно означает, что он тут главный. Меня весьма обнадёживает мысль, что моё предложение понравилось капитану.

Дети всё-таки удивительные существа. Своих у меня нет, но я, как-никак, уже пять лет практикую, да и в студенчестве нянькой подрабатывала. Стоит на секунду отвернуться, как они умудряются получить по нескольку травм разных степеней опасности в совершенно безопасном окружении! Синяки я даже осматривать не стала, тут можно с уверенностью сказать, что они есть у всех и во множестве, хотя у детской мебели на борту вообще нет углов и твёрдых граней. Видимо, надо было стены войлоком обить. Попалась пара расквашенных носов — упали на бегу. Ещё несколько носов кровоточат на нервной почве. Почти все ревут, трут глаза грязными руками… в общем, бедлам. Но зато я — полезный член общества. Может быть, мне поставят памятник на детской площадке около дома. Мне крупно повезло, что шкафчик с медикаментами именно в этой комнате, а то пришлось бы с мрачными парнями на входе объясняться.

Когда потребность в неотложной помощи временно иссякает, я завариваю всем, включая себя, успокоительного чайку, и наконец позволяю себе расслабиться. Младшие отрубаются на диване и на мне, старшие собрались кучками по углам, понимая, что я им больше ничем помочь не могу. Я приспосабливаюсь гладить каждой рукой по три головы одновременно, чем вызываю уважительные взгляды у охранников.

Видимо, поверили, что я и правда врач.