Павел Амнуэль - Как это было

Жена хозяина, она же хозяйка квартиры, оседлав собственную инкарнацию-питона, пытается остановить дракона заклятьями, очень напоминающими фразы из обычного лексикона разгневанных жен. И только дочь хозяев включается в спектакль по-настоящему — так, как и записано в режиссерском сценарии, известном мне как свои пять пальцев: девочка хватает что попало под руку (а под руку ей попадают, конечно, самые хрупкие предметы — например, стоящие на серванте хрустальные бокалы) и швыряет в дракона, стремясь попасть ему в глаз.

Психологизмом и не пахнет — типичный голливудский блокбастер в домашних условиях, полный дилетантизм и бессмыслица. И все из-за того, что сценарий оказался изначально разрушен присутствием второй инкарнации хозяина! Я понимаю, конечно, что подобные обстоятельства нужно будет учесть в следующей модели домашнего театра, но что делать сейчас, когда представление грозит выйти из-под контроля?

Не в моих силах загнать в прошлое инкарнации, для этого нужна стационарная модель стратификатора, а где ее взять в домашних условиях? А между тем физический дракон и его душа начинают побеждать своих соперников — абсолютно вопреки режиссерскому замыслу и возможностям аппаратуры домашнего театра!

И тогда я бросаюсь в гущу сражения, получаю по голове хрустальным бокалом, а по шее — удар хвостом питона, но все же произношу, глядя в совсем лишенные разума глаза хозяина—дракона: «Финита ла комедия!» — кодовое словосочетание, вычитанное создателями программы в тексте какой—то пьесы конца то ли XVIII, то ли XIX века.

И падает занавес. В том смысле, что семейство мгновенно приходит в себя и смотрит на меня в двенадцать разгневанных глаз, потому что все можно восстановить — даже утерянное семейное счастье, — но как склеить разбитый в мелкие осколки хрустальный бокал, эту реликвию, которая ничего на самом деле не стоила, но все же являлась самым дорогим предметом в этой квартире?

Понимая, что продать здесь аппарат для домашних театральных представлений мне по объективным причинам не удастся, я ретируюсь в сторону двери и неожиданно слышу вслед:

— Послушайте, куда вы? Я, пожалуй, беру эту штуку. Сколько вы за нее хотите? И можно ли на десять беспроцентных платежей?

— Никуда! — отвечаю я на первый вопрос.

— Две тысячи восемьсот, — отвечаю на второй.

А что касается третьего вопроса, то это нужно выяснить с бухгалтерией, и мы садимся за стол, причем питон вешается мне на колено, подписываем нужные бумаги, и я постепенно начинаю понимать, что именно разбитый бокал решил дело в мою пользу. Ах, как хотел хозяин квартиры разбить этот злосчастный предмет, и ах, как ему недоставало для этого мужества!

В конце концов мы сговариваемся на две тысячи пятьсот и пять платежей, я желаю всем приятных домашних представлений и ретируюсь, наконец, окончательно, унося в портфеле подписанный договор о постоянном обслуживании и бесплатном предоставлении всех новых режиссерских разработок.

Уже за дверью я слышу хрустальный звон — видимо, хозяин еще не окончательно вышел из роли разбушевавшегося дракона и продолжил битье ненавистной посуды.

Я достаю из кармана электронный блокнот, вывожу на экран адрес следующего потенциального клиента и бодро отправляюсь продавать оставшийся у меня экземпляр домашнего театра.

ДНИ, КОГДА Я РАБОТАЛ РЕКЛАМНЫМ И ТОРГОВЫМ АГЕНТОМ, сейчас, по прошествии многих лет, кажутся мне полными романтики и

приключений. Ах, молодость, молодость! Помню, как я хвастался знакомым девушкам, отвечая на вопрос: «Чем ты сейчас занимаешься, Иона?» «Охочусь за пиратами!» — говорил я и действительно ощущал на щеках прикосновение крепкого зюйд-веста, слышал звук пушечного выстрела и видел, как корма моего галеона…

Нет, серьезно! Современный читатель не способен понять, что означало в дни моей юности слово «пират» — сейчас пиратами называют пылепитающихся косможивущих рептилий, страшных на вид, но совершенно безобидных тварей, кучкующихся в пылевых туманностях Пояса Ориона. Понятия не имею, почему эти животные были названы пиратами, — возможно, ученые, открывшие в 2068 году новый подвид космических монстроидальных ящеров, поручили поиск названия компьютеру, а тот подключил датчик случайных чисел, вот и выпало странное, на первый взгляд, слово «пират».

К сведению читателей, на самом деле пиратами называли в прошлом всех, кто злостно нарушал авторские и имущественные права. В семнадцатом, скажем, веке пираты (люди, конечно, а не пылепитающиеся рептилии) плавали по морям Карибского бассейна и отбирали авторские права у испанских торговцев — забирали у них товар и торговали сами. А все потому, что в те давние века не существовало процесса копирования (вы можете это себе представить?), и пираты вынуждены были реквизировать у хозяев оригиналы приготовленной к продаже продукции.

К концу прошлого, двадцатого, века ситуация изменилась — почти любой предмет широкого потребления можно было копировать и продавать не оригинал, а его копию. Когда в моду вошли домашние театры, пираты начали приторговывать режиссерскими программами семейных представлений.

Помню случай: вызвал меня начальник отдела распространения.

— Шекет, — сказал он, — поступила рекламация по домашнему представлению «Убийство на балу в честь Дня независимости».

— Убийство совершено в честь Дня независимости? — уточнил я.

— Нет, — раздраженно объяснил начальник. — Бал в честь Дня независимости, а убийство — на балу. Рекламация поступила от соседей семьи Ротшильд в Петах-Тикве, приобретшей кассету с программой представления «Убийства».

— Почему не подали рекламацию сами Ротшильды, если программа оказалась с браком? — резонно спросил я.

— Сами Ротшильды, — терпеливо сказал начальник, — подать рекламацию не могут, поскольку до сих пор находятся в представлении.

— Чушь! — возмутился я, забыв о субординации. — Стандартное представление рассчитано на три часа, и невозможно…

— Шекет! — повысил голос начальник. — Вы что, до сих пор не поняли, что Ротшильды, жмоты этакие, приобрели не лицензионный диск за двести шекелей, а пиратский — за четырнадцать?

— Ах! — воскликнул я, поскольку только в этот момент до меня дошла трагичность ситуации.

Даже лицензионные программы представлений с убийствами имели ту особенность, что в спектаклях использовалось нестандартное оружие, а какое именно — в лицензионном режиссерском сценарии не говорилось, это должен был решить сам «убийца». Пиратская программа лишь усиливала этот театральный эффект, так что к месту действия я прибыл, облаченный в лучший по тем временам молекулярный бронежилет, не имея ни малейшей уверенности в том, что эта конструкция спасет меня от вышедшего из-под контроля убийцы.