Сергей Мусаниф - Первое правило стрелка

— Ничего себе, — удивился стрелок. — Полноценная галлюцинация с визуальными и звуковыми эффектами.

— Он еще и говорит, — восхитилась голова.

— Ты кто? — спросил Джек.

— Возможно ли существование мыслящих миражей? — задумалась голова вслух. — Мираж может передвигаться, мираж может издавать звуки, но способен ли мираж думать? И если не способен, то стоит ли мне отвечать на его вопросы?

— Я не мираж, — сказал Джек. — Я реален.

— Ты в этом абсолютно уверен?

— На все сто.

— Вода есть?

— Конечно.

Голова с сомнением окинула взглядом Джека и его скромный саквояж.

— Вряд ли у тебя ее много. Дай попить.

— Сначала ответь на мой вопрос.

— Тебя не затруднит его повторить? А то я запамятовал.

— Ты кто?

— Если я тебе скажу, ты не дашь мне воды.

— Почему?

— Потому что. Я — Джавдет.

— Тот самый Джавдет? — уточнил Джек.

— Да.

— Кто тебя закопал?

— Никто. Тут зыбучие пески.

Джек с сомнением посмотрел себе под ноги.

— Совсем небольшой участок зыбучих песков, — пояснил Джавдет. — Сделай еще два шага, и тебя тоже засосет. А площадь всего участка — метра четыре от силы. Представляешь, как мне повезло? Тысячи квадратных километров обычного песка, и во всей этой чертовой бескрайней пустыне мне довелось угодить на участок площадью четыре метра. Здорово, да?

— Что называется, не повезло. Сколько ты уже тут торчишь?

— Два дня.

— Ты звал на помощь?

— А смысл? Я — Джавдет. Тут все в округе дали друг другу слово меня не трогать.

— Что же ты такого натворил?

— Долгая история.

— Думаю, что так оно и есть, — согласился Джек. — Только за последнюю неделю меня просили не трогать тебя двенадцать раз. Мне неясна только одна деталь, и я был бы тебе очень признателен, если бы ты меня просветил. Я много слышал о зыбучих песках, и меня удивляет тот факт, что твоя голова все еще торчит на поверхности.

— Это просто. Все дело в моей левой ноге.

— Что особенного с твоей левой ногой?

— Под ней что-то твердое. Подозреваю, что это булыжник или часть похороненной под песком скалы. Я все время стою на одной ноге, представляешь? Два дня на ней стою!

— Повезло, — сказал Джек.

— И не говори, — скорчил гримасу Джавдет. — Так ты дашь мне воды?

— Зачем? Чтобы ты подольше мучился? Смерть от обезвоживания наступает примерно через неделю, два дня уже прошло. Если я сейчас дам тебе воды, то тебе придется страдать еще целую неделю, а если не дам — всего пять дней. Так к чему длить твои страдания?

— Логично, — признал Джавдет. — Может быть, ты пойдешь еще дальше по дороге милосердия и просто перережешь мне глотку? И тогда страдания мои закончатся прямо сейчас.

— Этого я сделать не могу, — сказал Джек. — Меня настоятельно просили тебя не трогать.

— А я и забыл, — сказал Джавдет. — Извини.

— Не стоит извиняться.

— Тогда до свидания. Или, что будет точнее, прощай.

Джек присел на корточки.

— Ты можешь освободить руку? — спросил он.

— Могу, а что толку? Держать ее все время над головой мне тяжело, а стоит только положить на песок, как ее тут же засасывает.

— Если ты освободишь руку, я кину тебе веревку.

— А как же твое слово меня не трогать?

— Я кину тебе веревку, — сказал Джек. — А сам и пальцем к тебе не притронусь. Я не знаю, что ты натворил, но оставлять тебя здесь было бы слишком уж жестоко.

— А ты потом не пожалеешь? И вообще, откуда я знаю, кто ты такой? Может быть, ты решил надо мной подшутить? Не стоит доверять человеку, в одиночку шляющемуся по пустыне…

Конец веревки ударил Джавдета по лицу.

— Должен тебе заметить, ты выбрал весьма странный способ путешествовать по пустыне, — сказал Джавдет. — Я видел людей, пересекавших пустыню в одиночку, но обычно у них был хотя бы один верблюд. А делать это пешком…

— У тебя тоже не было верблюда, — сказал Джек.

— Меня к этому вынудили обстоятельства. Я — Джавдет.

— Ты уверен, что не хочешь рассказать мне долгую историю своей жизни? — спросил Джек. — Мне все-таки любопытно, что же ты такого натворил.

Они шли по вершине бархана. Джек на ходу курил сигарету, а Джавдет то и дело прикладывался к фляге с водой. Его организм был обезвожен сверх всякой меры. Джек удивлялся, как спасенный им человек вообще может передвигаться.

Не иначе еще один истинный сын пустыни.

— Полагаю, ты имеешь право это знать, раз уж ты меня спас, — сказал Джавдет. — Видишь ли, все началось с предсказания. Один аксакал, настолько древний, что помнит еще те времена, когда песчинки в пустыне были величиной с грецкий орех, предсказал, что у меня родится дочь и мы с женой назовем ее… Впрочем, для истории это неважно. Еще аксакал сказал, что в жизни моей дочери наступит критический момент, когда ее семейное счастье и сама жизнь будут зависеть от историй, которые она вынуждена будет рассказывать на протяжении тысячи ночей.

— Тысячи и одной ночи, — сказал Джек.

— Ты знал того аксакала?

— Нет. Просто что-то похожее я уже слышал. В каком-то из миров. Но я не вижу в этом предсказании ничего плохого. Пророчество как пророчество.

— Сначала я тоже так думал, — сказал Джавдет. — Но потом мне в голову пришла другая мысль. Аксакал сказал, что умение рассказывать истории пригодится моей дочери в весьма юном возрасте, так откуда же молодой девушке знать столько историй? И тогда я подумал, что мой отцовский долг заключается в том, чтобы научить девочку всем этим историям.

— Желание обеспечить безопасность дочери весьма похвально, — заметил Джек.

— Сам я такого количества историй, понятно дело, не знал. Но после того как я принял решение, уже ничто не могло меня остановить, и я отправился в долгое странствие. Я превратился в самого благодарного слушателя в мире. Я приходил в оазисы и просил рассказывать мне разные истории. Я слушал седых старцев и безбородых юнцов, меня интересовало все, что могло быть рассказано. Я беседовал с караванщиками, с купцами и с их охраной. Я разговаривал с ремесленниками и батраками, я разговаривал с бедуинами, я разговаривал бы даже с их верблюдами, если бы они могли рассказать мне что-нибудь интересное. Постепенно молва обо мне распространилась по всей пустыне, и люди сами приходили, стремясь рассказать свои истории. Меня приглашали в свои дворцы падишахи, калифы и эмиры. Меня пускали даже в гаремы, чтобы наложницы могли поделиться со мной историями из своей жизни.

— В этом и проблема? — поинтересовался Джек. — Ты позволил себе лишнее в чьем-нибудь гареме?

— О нет. Я соблюдал целомудрие, ибо все мои мысли были только о спасении дочери. Проблемы начались гораздо позже. Когда мне были рассказаны все заслуживающие внимания истории, я, всего лишь скромный сын пустыни, выяснил, что начал их забывать. События смешались в моей голове, сюжеты сплелись в единый клубок, я начал путать имена героев, царей и богов…