Надежда Первухина - Рыцарь Золотой Ладони

— Понятно.

— А ты чего ради сюда подался?

— Да я тут не один, с женой. Хотим помолиться о даровании детей. Живем вместе уже пять лет, а детей все нет и нет.

— А хочется детей-то?

— Конечно, хочется. Что зря небо коптить? Надо чтоб наследники были.

— А покажи жену-то. Где она сидит?

— Да вон, в голубом джемпере.

— И с серебряной цепкой на шее? — Да.

— Слушай, мужик, где ты такую симпотную бабу себе нашел? Хороша. В моем вкусе.

Виталий чуть не подавился печеной картошкой и нейтрально сказал:

— Вообще-то раньше она была покрасивей…

— Джереми, мать твою, у тебя жена красавица, а ты все никак не можешь детей завести! Да я бы с такой вообще не слезал!

Последние слова Гоша сказал слишком громко. На них за оглядывались, зашикали.

— Извиняюсь, — по-английски сказал Гоша. — Прошу не обращать на меня внимания.

Все вернулись к своей трапезе, а Гоша прошептал:

— Вообще-то тут не принято за едой базарить. Ты извини.

— Да ничего.

— Но жена у тебя просто шик. Потом познакомишь?

— Познакомлю.

— О, все, затыкаюсь. Монашка идет житие святой Вальпурги читать. Тут так положено — за едой всякие душещипательные истории слушать.

Маленькая монахиня в серых одеждах встала на специальное возвышение в центре трапезной и раскрыла большую толстую книгу.

— Братья и сестры! — возгласила она. — Сегодня вы услышите повесть о том, как святая Вальпурга одолела кровожадного охотника за ведьмами.

«Во времена оные в Германии было запытано и сожжено более ста тысяч ведьм. Ряд наиболее трагичных процессов над ведьмами имел место в одна тысяча шестьсот двадцатых годах в небольшом герцогстве Бамберг. Этим герцогством правил Готфрид фон Дорхайм. Он даже получил прозвище «ведьмин епископ». Ко времени прихода фон Дорхайма к власти в Бамберге уже вовсю охотились на ведьм. При Дорхайме была построена специальная тюрьма и пыточный зал, в котором иногда пытали сразу тридцать заключенных. Пытки были правилом ведения процессов и применялись с особой жестокостью. Под пытками обвиняемые признавались в том, что посещали шабаши, вступали в связь с демонами и совершали другие преступления против веры. Пальцы и суставы несчастных зажимали в тиски, жертв погружали в ванны с ледяной водой и известью, сажали на железные колья и подвергали другим нестерпимым мучениям. И так продолжалось бы долгое время, если б за несчастных не вступилась сама святая Вальпурга. Она предала себя в руки «правосудия», и когда прошла все пытки и осталась невредимой, ум у фон Дорхайма повредился. Он повесился, как проклятый Иуда, и с тех пор в Бамберге прекратились всякие пытки и преследования ведьм».

— Так вознесем же молитву святой Вальпурге, которая защищает нас! — Этими словами чтица давала понять, что трапеза окончена.

Все встали и хором, повторяя за чтицей, проговорили молитву святой Вальпурге.

Из трапезной вели две тропинки. Одна к монастырскому комплексу, а другая — в сад. Виталий решил подождать своих дам в саду и протелепатировал об этом Катю.

Сад оказался прекрасен. Апрель здесь, в монастыре, был месяцем цветения невыразимо очаровательных цветов. Нарциссы, тюльпаны, гиацинты и крокусы покрывали клумбы сплошным ярким ковром. Цвели яблони и сливы, от молоденьких листьев смородины шел чудесный пряный аромат. У Виталия даже слегка закружилась голова от всего этого ботанического шика. Он подошел к клумбе с тюльпанами и вознамерился было сорвать один цветок для Кати, как вдруг услышал за спиной тоненький голосок, проговоривший на английском:

— Извините, но рвать цветы здесь запрещено.

Виталий обернулся. На него смотрела девушка в скромном монашеском одеянии. Правда, лицо ее не было прикрыто вуалью, как у монахинь, и Виталий увидел, что лицо это очень красивое. Высокие дуги бровей, очаровательный вздернутый носик, пухлые, почти детские губы… А глаза! Какой же красоты у этой девушки были глаза!

Убийственная просто красота!

Виталий понял, что потерял голос, а девушка продолжала смотреть на него спокойно и внимательно.

— Простите, — наконец выдавил Виталий. — Я не знал, что цветы рвать нельзя. Я здесь только второй день, еще не знаю порядков.

— Понимаю. Как вас зовут?

— Ви… Джереми Максфилд.

— Очень приятно, мистер Максфилд. А я послушница в этом монастыре. Меня зовут Маргарита. Идемте, я покажу вам сад. Это не займет много времени.

За послушницей Маргаритой Виталий пошел бы не то что сад осматривать, а в адские каменоломни.

— Вот, взгляните, — сказала Маргарита. — Это поздние крокусы. Эти сорта вывели наши сестры. А вот справа — полянка гиацинтов. Правда, красиво? А сейчас прямо по дороге будет альпинарий. Его тоже сделали наши сестры.

— Скажите, Маргарита… Если вы послушница, значит, вы еще не монахиня?

— Еще нет. Мое пострижение назначено на осень, а сейчас я прохожу испытательный срок. Монахини отличаются от послушниц тем, что носят вуали и имена у них другие. Не такие, как у обычных людей. Например, сестра Смирение или сестра Благодать. Понимаете?

— Понимаю. А можно вопрос?

— Конечно.

— Что вас, такую красивую, такую обаятельную девушку вынудило уйти в монастырь, скрыться от всего света?

Маргарита засмеялась:

— Что, по-вашему, святой Вальпурге нужны только уродливые монахини? Но дело не в этом. Я пришла в монастырь из-за благодати и из-за греха.

— Как это понять?

— Хорошо ли это, что я вам обо всем рассказываю? — смутилась Маргарита. — Но ведь в том, чтобы открыть сердце, нет греха, верно?

— Верно, — кивнул Виталий, ненавидя себя за то, что ему приходится скрываться под чужим именем и вообще…

Он вор. Он пришел украсть.

— Я расскажу вам свою историю, — решилась Маргарита. — Возможно, это послужит к пользе нас обоих. Когда мне исполнилось восемнадцать лет, я полюбила. До этого времени я просто занималась колдовством, ведьмами были моя мать и бабушка. Я гадала, находила потерянные вещи, варила разные зелья и была спокойна за свою жизнь. Но однажды я увидела его. Он пришел ко мне за настойкой, помогающей при желудочных болях, — его мать страдала гастритом. Я дала ему настойку, еще не понимая того, что отныне он навсегда вошел в мою жизнь, так же как я — в его.

Мы встретились снова — случайно, на празднике, посвященном Дню Урожая. У нас, в горной деревушке Твидлистон, всегда празднуют этот день с большим размахом. Мы танцевали как угорелые, ели пончики и пили имбирное пиво, проверяли свою меткость стрельбой из лука, а потом… Он сказал мне, что не встречал лучшей девушки, чем я. Мое сердце растаяло, но я не позволила ему того, что на самом деле очень хотела позволить. Ведь вы же понимаете меня?

— Понимаю, — пробормотал Виталий.