Сергей Мусаниф - Древнее китайское проклятие

– Точно, – согласился Илья Муромец. – Вижу, моя слава докатилась и до чужеземных краев.

– Докатилась.

– Отрадно слышать.

– Так что за тему тереть будем?

– Кому с Горынычем биться, – сказал Илья.

– Аллах акбар, – вздохнул Гэндальф. – То есть, Эру Илуватар. Илья, мы обсуждали этот вопрос уже бесконечное число раз. Биться со Змеем должен Сергей.

– Меня терзают смутные сомнения, – запротестовал Илья. – Не похож он на богатыря.

– Как это не похож? – взвился Гэндальф. – Очень даже похож. Он, между прочим, выше тебя. И в отсутствии отваги его никто не упрекнет. Он Добрыне Никитичу три зуба выбил.

– Это правда? – повернулся Илья к Никитичу.

– Я отвлекся, – смущенно сказал Добрыня.

– Все равно, – отрезал Илья. – Пусть даже так. А где его конь?

– Вот. – Гэндальф указал на «бумер».

– Это конь?

– Быстрее твоего, Илюша.

– А где его доспехи?

– Гм… Есть у него доспехи.

– А где оружие у него? Где шлем, наручи, где панцирь? Где щит и меч? – Илья почувствовал себя на коне и попер в атаку.

– Сергей, – обратился ко мне за поддержкой Гэндальф. – Ты-то какого молчишь?

– Э… – забормотал я. Спорить относительно сомнительной чести первому вызвать на бой Горыныча я не сбирался. – Это как народ решит.

– Вот, – сказал Муромец. – Народ. Народ, между прочем, хочет самолично свою королевну вызволить, без всяких там. Василиса Прекрасная, она наша, а Сергей этот откуда взялся? У него даже отчества нету.

– Как это отчества нету? – возмутился я. – Сергей Сергеич я.

– Сергеич, – презрительно сказал Леха. – Что это за отчество для богатыря?

– Я сейчас не понял, – сказал я. – Ты на кого сейчас тянешь, Попович? Ты, может, хочешь в сторонку отойти и разобраться?

– Да я готов, – сказал Леха. – Давай разберемся.

– Стоп, – отрубил Муромец. – Это я вам как бригадир богатырский говорю, стоп. Что мы, не пацаны что ли, из-за бабы драки между собой устраивать?

На мой взгляд, для человека, еще пять минут назад не признававшего меня богатырем, это было несколько непоследовательное заявление, но я с ним согласился. Все-таки они богатыри и их трое.

– Что предлагаешь? – спросил я, не обращая внимания на испепеляющий взгляд Гэндальфа.

– Чтобы все по чесноку было, – сказал Муромец.

– Давай по чесноку, – согласился я. – А это как?

– Мы первые приехали. Значит, нам первыми со Змеем биться. А уж не получится у нас, сложим мы свои буйны головы, тогда и ты подключайся.

– Не пойдет, – запротестовал Гэндальф.

– Заметано, – сказал я одновременно с ним.

– С Арагорном было проще договориться, – заметил Гэндальф.

– Я в герои не напрашивался, – стал возбухать я.

– Никто не напрашивается в герои, – резонно парировал Гэндальф. – Тем не менее кто-то должен делать и эту работу.

Если богатырям хочется попытать счастья в бою и сделать за меня мою работу, флаг им в руки и трехголового змея им навстречу. А я пока покурю.

Я уселся на капоте «бумера», закурил сигарету и стал прислушиваться к доносящимся из-за холма звукам. Обнаруживать свое присутствие раньше времени я не спешил, пусть рептилия разомнется с богатырями, и если эта разминка будет последней в ее жизни, то так тому и быть. Я не люблю охоту и не считаю себя слишком амбициозным человеком, чтобы гореть желанием положить в свой ягдташ голову Змея Горыныча. Тем более три его головы.

Сначала богатыри принялись бряцать оружием, благо арсенал, составленный целиком из холодного вооружения, оставляет много маневра для самого разнообразного бряцания, и обзывать Змея всякими нехорошими словами, провоцируя его на какую-нибудь глупость.

Самое мягкое из использованных ими выражений звучало как «пожиратель падали, гад ползучий».

Гэндальф недовольно морщился. Очевидно, у них в Средиземье был принят другой стиль обращения к драконам.

После того как в местном эфире прозвучала фраза «…отрубим тебе все три твои поганые головы и засунем их в твою поганую задницу…», воздух огласился присутствием ползучего гада.

Змей Горыныч проявил себя с лучшей стороны, не став опускаться до уровня богатырей и вступать с ними в словесную баталию. Вместо этого он начал битву.

Гэндальф Пыльный стрельнул у меня еще одну сигарету, пристроился рядом на капоте и принялся комментировать ход сражения. Для его тренированного уха доносящихся до нас звуков было более чем достаточно чтобы легко представить полную картину боя. Дзинь. Дзинь.

– Рубящие удары меча отскакивают от чешуи, – комментировал Гэндальф. – Без меча-кладенца ее не пробить. У этих тварей шкура крепче брони.

– Гм, – вздохнул я, поскольку все еще чувствовал вину за утрату магического артефакта. Хрясь!

– Вломили палицей, но промахнулись. Характерный чмокающий звук в конце говорит об ударе о землю.

– Все рептилии юркие.

Дзинь. Хрясь! Дзинь!

– Атакуют с двух флангов. Хорошая стратегия, однако, боюсь, успеха она не принесет.

Дзинь. Фрхшшшшш!

– Полыхнул огнем, но не попал.

– Откуда знаешь, что не попал?

– Были бы крики.

Фрхшшшшшш! Йогого!

– Чьей-то лошади кирдык.

– Жалко животное.

Дзинь! Дзинь! Дзинннь! Ах ты, падло!

– Опять не попали.

– Чего они там делают, если никто ни в кого попасть не может?

– Маневрируют.

Дзинь! Дзинь! Хрясь! Хрясь! Сссссссссшшшшшш! Бум! Сволочь!!!!!

– Получил царапину на чешуе и ответным ударом угодил Алеше Поповичу в щит.

– Поповича голос?

– Его. Если уж он со щитом на Змея пошел, значит, именно под ним лошадь убили.

– Не помочь ли нам?

– Если они втроем не справятся, то и вчетвером вы не сладите.

– Четверо лучше, чем один.

– Не всегда, – сказал Гэндальф. – Чудеса творят как раз тогда, когда этого никто не ждет.

– Тебе виднее, – сказал я.

– Виднее, – согласился он. – Саурон тоже не ожидал такого подвоха от двух хоббитов.

Дзинь! Дзинь! Хрясь! Дзинь! Хрясь! Тюк! Фрхшшшшшш! Аааааааа!

– Попал-таки Муромец палицей в Змея, – сказал Гэндальф. – Но он и ответил.

– Орал-то не Муромец.

– Никитич орал. Похоже, струей пламени его зацепило. Но не смертельно, оклемается. У меня после схватки с Балрогом тоже ожоги по всему телу были.

Дзинь! Дзинь! Хрясь! Отходи, я прикрою!

Из-за холма появилась хромающая фигура Добрыни Никитича. Щит он где-то потерял, шлем был сбит на сторону, одежда на богатыре горела. Он сделал пару шагов, пошатнулся, утратив равновесие, и покатился по земле. Это было разумным ходом, потому что позволяло сбить пламя.

Я окатил его струей из огнетушителя, который всегда вожу в машине, и помог загасить пожар. Выглядел Никитич не лучшим образом, одежда его превратилась в лохмотья, кольчуга была вся в копоти, и половина лица исчезла под ожогом.