Яна Алексеева - Некроманты, алхимики и все остальные

— Где я? — голос хриплый, слабый, но уверенный.

— В гостях у сеамни Тьелегрин. И не пытайтесь встать, — я положила руку ему на грудь, — вы потеряли много крови. Никлас!

— Иду, иду, — раздался позади меня ворчливый голос, и вошел целитель. Окинув меня неодобрительным взглядом, велел убираться. А я и не спорила. Зачем? Каждый должен делать свое дело. Мое — приносить добычу и указывать путь. То есть приказывать.

Старик нашел меня на стене, где я, опираясь на парапет, озирала морской горизонт. За спиной — остров и замок, впереди — море от края до края… перламутрово-синее на отмелях близ скал, темно-зеленое на глубине, оно ближе к горизонту голубело, сливаясь с таким же ярким небом, с которого изливаются потоки солнечного света. Блики плясали на мелких волнах, последние сиренево-алые отблески восхода туманными струйками испарились с поверхности воды. Раннее утро, но уже душно… Соленый, влажный ветер трепал полы туники и короткие волосы. Тишина… и надежда, мои лучшие друзья, никогда еще не предававшие ожиданий.

— Что скажешь? — мечтательно прикрыв глаза, спросила я.

— Я разрешил ему встать, но продолжать путешествие он не сможет еще несколько дней.

— А ему надо его продолжать, во что бы то ни стало?

— Похоже на то. Он очень нервничает.

— Ну что ж… мы предоставим ему гостеприимство на время… настолько, насколько сможем. А потом… Лекарь задумчиво хмыкнул.

— И что потом?

— Не знаю! Не знаю, Никлас… но так надеялась на нечто, что поможет мне, всем нам, похоже… не зря!

— Так и бывает. Не переживайте, сеамни, все наладится. Вы выберете путь, и мы последуем за вами, — он ободряюще коснулся моего плеча, длинный синий рукав потертого просторного одеяния съехал вниз, обнажая покрытую пигментными пятнами руку. Как целитель стар, во имя моря… Будет ли дан ему покой? Потому что он один из тех немногих, кто не останется в замке, когда прибудет дядя. Странно верен Тьелегринам.

— А если я ошибусь? — почти отчаяние в голосе. Старик развернулся, взял мои ладони в свои, вгляделся в глаза. Погладил ладони, осторожно прикасаясь к бугорками мозолей. Я расслабила судорожно напрягшиеся плечи, облокачиваясь о теплые камни.

— Ни в коем разе… сеамни никогда не ошибается, таково ваше свойство, иногда просто мы не понимаем, что было задумано. Помни, мы тебе доверяем.

— Как же ваше имя, гость? — спросила, входя в верхнюю комнату гостевой башни, спешно приведенной в порядок.

— Кэрдан Ромиш, сеамни, — склонился в поклоне мужчина. А в длинной тунике он совсем не плох, хотя вид его и непривычен глазу. Худощавый, кожа того теплого оттенка, что никогда не получится в местных условиях. Типичный рониец, действительно, я не ошиблась. Глаза темно-карие, черты лица резкие, ломаные. Тонкий шрам через левую щеку заставляет губы слегка кривиться в улыбке.

— Старшая сеамни Айна Тьелегрин, — столкнувшись со столь же любопытным взглядом, как и мой, представилась. И откинув с лица покрывало, склонила голову, позволяя разглядеть себя. Таковы наши правила хорошего тона.

Миг странного замешательства гостя от меня не укрылся. У меня вполне типичное округлое лицо, широкие скулы, раскосые узковатые глаза. А вот их цвет… янтарно-золотистый. Это, как и светло-пепельные волосы, передающиеся в нашем роду из поколения в поколение, вызывают кривотолки. Впрочем, когда саеш Тьелегрин был жив, никто не осмеливался поднять голос против нашей нечистой крови. А местные да-авно привыкли.

А теперь, когда отец погиб, все имущество, то есть замок и его обитатели, переходят под опеку единственного родственника мужского пола, дорогого дяди по матери. Который не посмотрит, что мы с сестрой — дети его сестры и поступит так, как велит наш суровый закон. Выгонит из дома… и он действительно имеет на это право. От негодного имущества избавляются. Да… Мы не более чем имущество, и если оно не нужно… Мы — бесполезны, по его мнению. Ибо никто не возьмет нас замуж. Плохая кровь… Слуги и обитатели острова — тоже имущество, но куда более ценное… Хотя немного их. Моя бусина никогда не была богатой.

Говорят, на континенте все иначе. Только как туда добраться, если отберут даже лодку?

Сидящий за столом гость был неспокоен. Сильная слабость помешала продолжить путь немедленно, а долг тянул и дергал за сердце. Как это знакомо. В карих глазах царила лютая недоверчивая стужа. Наверное, какое-то срочное послание… А мы ничем не могли ему помочь. Впрочем… Наконец он нарушил молчание.

— Не знаете ли вы, как можно быстрее добраться до столичного острова?

— Увы… только верхом, через мосты и переправы.

— Но я видел на внешнем причале быстроходную лекку*. Почему же нельзя использовать ее?п очемуяил праваилась каменная, ьно отбивая удары

Я прикрыла глаза, грустно улыбнувшись. Окна башни Никласа действительно выходят в открытое море.

— Только саеш имеет право пользоваться этим кораблем.

— А…

— На этой бусине сейчас господина нет. Он ушел…

— А вы?

— Я просто сеамни!

— И не можете нарушить право… — и в сухом голосе понимание. Ничуть не странно, думаю я. Ведь не просто же так гость приехал в гости. Он должен знать хотя бы основы нашего бытия, чтобы добраться хотя бы сюда. Не тайны, нет, всего лишь нравы и обычаи.

— Закрепленное на домовом камне! Да, — наблюдая за немного нервными пальцами, поглаживающими прохладный камень, приняла решение. Только бы он согласился…

— Как же выкручиваются местные жители?

— У них есть лодки, да и не покидают они своих мест. К тому же, они мне доверяют!

В карих глазах загорелся неподдельный интерес. Я кивнула, прикрывая лицо. Доверие — основа нашего мира.

Поздней ночью гость маялся бессонницей, глядя на фосфоресцирующие воды залива. Звезды сияли особенно ярко, полная луна явила свой круглый лик миру. По берегам темными на фоне неба громадами возвышались деревья. Легкий ветерок качал верхушки. Отличная погода для ночного лова. Что подтверждали выстроившиеся на границе шельфа лодки. На одной из оконечностей изгибающейся серпом косы сияли огни деревни. Ах… Глубоко вдохнув соленый пряный аромат, мужчина оперся о парапет. Я неслышно приблизилась, и задумчиво огляделась.

— Это владения Тьелегринов, — с затаенной гордостью заметила я. Любуйся, гость, пока есть на то возможность.

— Вы не похожи на местных жителей, — помолчав, ответил чужак.

— Увы, — я пожала плечами, надеясь, что в голосе не слышно горечи, — это не идет нам на пользу.

Прикрывающая лицо вуаль не давала разглядеть, как горестно скривились мои губы, а в глазах блеснуло отчаяние.

— В Ожерелье так ратуют за чистоту крови?

— Нет, за традиции, обыкновения и обычность. Мы слишком другие. Вот уж тысячу сезонов.