Лариса Малмыгина - Неприкаянная душа

— Во имя любви, — раздраженно поправляет он и пытается завладеть моим непокорным ртом, — во имя любви я сделал то, что сделал.

— Так чем же твоя любовь отличается от ненависти, если она приносит сплошные страдания? — плачу я.

Повелитель Стихий вздрагивает и потрясенно молчит, а затем кладет на мой взмокший лоб горячую ладонь, и я мгновенно засыпаю.

Иисус, прекрасный и воздушный, появляется из света, мягко льющегося мне в глаза:

— Ты помнишь о нашем разговоре, Алиса? — грустно спрашивает ОН.

— Все, все помню, — заверяю я Спасителя и падаю ниц к ЕГО стопам.

— Встань, — просит Бог и тотчас поднимает меня строгим взглядом.

— Я спасу ее, — обещаю я, обретая твердую почву под ногами, — я обязательно спасу ее.

— Верю тебе, — ласково касается ОН рукой моих волос, — верю тебе.

И медленно исчезает. Последние слова Мессии тонут в сладостной музыке, струящейся из неизвестности.

Я снова открываю глаза. Ярко светит солнышко двадцать первого века. Черные очи могущественного любовника опечаленно впиваются в мои губы.

— Я боюсь потерять тебя, — тяжко вздыхает Страшная Сила и берет в большие ладони мое лицо, — если бы ты только знала, как я боюсь потерять тебя.

В дверь робко постучали. Сияющий Жемчужный притащил двум засоням ароматный кофе с горячими булочками.

— Доброе утро, молодожены, — устанавливая поднос на мои колени, застенчиво произнес Карл Жанович, — супруги Ставровы приглашают нас к себе на обед.

— И когда пришло приглашение? Ночью? — удивилась я.

— Утром. А сейчас — полдень, господа, — засмеялся Карлос. — Кстати, потешному комедианту очень понравилось его отчество, коим он страшно возгордился, так что считает себя теперь сыном Аполлона, бога красоты.

— В приливе счастья плохая тетка забыла о своих племянницах, — приподнимаясь с кровати, покаялась я мужчинам. — Может, стоит пригласить и их?

— Неплохо придумано, — одобрил мою идею домовой, — немедленно звоню Жанниным дочкам.

— Спасибо, — улыбнулась я.

Через сорок минут мы, одетые и причесанные, маячили на пороге бывшей квартиры Трухлявиных, сменивших не только подданство, но и национальность.

— Как же здесь шумно, — натирая виски дешевым одеколоном, пожаловался Фарий. — Всю ночь проворочался с боку на бок. Ваши жуткие машины похожи на больших жирных жуков, которые заглатывают людей, чтобы насытиться, и при этом противно жужжат.

— Хи, хи, хи, — подал голос Алмазов, — ну и дикарь!

— Клянусь Зевсом, я прогоню тебя из своего триклиния! — показал домовому кулак бравый комедиант. — О боги, боги, не помогает мне смердящая жидкость, данная презренным рабом!

— Рабом? — возмутился Аристарх.

Но тут раздался звонок в дверь, и возбужденная толпа племянниц с мужьями и детишками ввалилась в бывшее жилище нынешних новозеландцев. При знакомстве гости галдели так, что Федор Аполлонович вновь схватился за голову и тихо завыл.

— Что с вами? — обеспокоилась милосердная Ксюша.

— Болит, — ткнул пальцем в висок римлянин.

Ксюша потрогала пылающий лоб Фария и предложила ему обыкновенный анальгин. Маленькая беленькая таблетка необычайно привлекла внимание древнего артиста. Он недоверчиво понюхал странный кругляшек, осторожно положил его себе на макушку, прислушался к ощущениям внутри организма, брезгливо взял его в рот, закашлялся и выплюнул.

— Какая гадость! — бросая разъяренный взгляд на Жаннину дочку, прошипел несчастный. — Плебейка посмела предложить сыну самого Аполлона кусок горького мела!

— Что ты сказал? — приближаясь к нахалу, процедил сквозь зубы накаченный Юрик.

— Вы никогда не принимали лекарства? — поспешно влезла в полемику представителей мужского пола добродушная Ксения.

— Никогда, — сердито уточнил комедиант.

Незлобивая племяшка на свой страх и риск вложила следующую таблетку в рот мерзкого типа, заставила его выпить немного воды и ласково усадила привереду на кожаный диван, бережно подложив под спину трухлявинскую подушку. Через десять минут блаженство отразилось на лице нового хозяина дома. Он с обожанием уставился на спасительницу и послал ей кокетливый воздушный поцелуй, чем поверг в замешательство забытую новобрачную.

— И что за снадобье вы мне дали, милая? — закидывая ногу на ногу, тоном капризного ребенка уточнил высокомерный римлянин.

— Анальгин, — недоуменно ответила племянница. — Препарат, который лечит любую боль.

— Ты его сотворила своими нежными ручками? — изумился Фарий.

— Нет, я его купила в химчистке, — обозлилась Ксюша.

— Надо запомнить, — нервно почесывая котелок, промычал Скавр, — значит, в химчистке. А что это такое?

— Как спалось на новом месте? — доставая из-за пазухи несколько бутылок коньяка и коробку конфет, встрял в разговор представителей разных эпох догадливый Карлос.

— Отлично! — улыбнулась Онорина, ставя на стол горячего поросенка с румяной корочкой. (И когда только успела?) — Только вы поселили нас в очень высоком замке.

— Замке? — усаживаясь подле сердитого Алмазова, переспросила Лена.

— С такой высоты люди кажутся маленькими, как букашки, — хватая разрисованную звездочками питьевую емкость с коричневой жидкостью и рассматривая ее на свет, поддакнул артист.

— Вы, наверное, раньше жили в деревне, как и мы с мамой, — предположила корректная Аллочка.

— Я — не быдло, — склоняя перед Ксюшей гордую голову, похвастался комедиант, — а гражданин великого Рима, центра огромной империи.

— Огромной? — хором удивились девочки. — Но Италия так мала!

— Давайте обедать, — доставая из холодильника фрукты, перебил болтунов Аристарх. — Кошка сдохла, хвост облез, кто слово промолвит, тот ее и съест.

— Ммм, вы меня обижаете, — фыркнула Марго, доселе сидевшая тихо.

— Что, что? — спросили гости, оглядывая киску с ног до головы. — Вы что-то сказали?

— Мяу, — ответила кошара, — мяу, мяу.

— Но нам показалось, — прошептала Аллочка мне на ухо, — Марго разговаривает.

— Тебе показалось, — погладила я по голове любимую племянницу, материализуя за ее спиной кулак для не в меру разговорчивой животинки.

— Ш-ш-ш, — обиженно отворачиваясь от любимой хозяйки, ответила чернушка.

— Давайте включим телевизор, — усаживая на колени расшалившегося сына, предложила Лена.

Алмазов щелкнул пультом, и на экране хитромудрого ящика возник киллер с пистолетом, нацеленным прямиком на наш скромный стол.

— А-а-а! — завопила француженка, оседая на грязный, художественно оформленный разнообразными пятнами, ковер.

— Что с ней? — обеспокоилась Ксюша, доставая из кармана валидол.

— Ложитесь! — орала Онорина, стаскивая за собой на пол молоденьких мужей моих племянниц: Юру и Толика. Оба зятя, от души радуясь страстной натуре прелестной женщины, с удовольствием пристроились рядом с ней.