Алексей Зубко - Специальный агент высших сил

— Послание, — сообразил Добрыня. — А я его ищу…

Конюх подал мне свернутый в свиток кусок выбеленной бересты, перевязанный черной шелковой ленточкой и запечатанный сургучной печатью с оттиском перстня. Овальной формы контур, в котором расположен нахмуренный человеческий череп с пристроенным под острым подбородком округлым галстуком-бабочкой, сильно смахивающим на символ бесконечности — лежащую на боку восьмерку.

— И что это? — поинтересовался Добрыня, дождавшись, пока я ознакомлюсь с посланием.

— Завещание.

— Чье?

— Кощея.

— Какого? — инстинктивно спросил богатырь. Хотя какой еще Кощей может быть?

— Бессмертного…

— Батюшка, кормилец наш, извольте откушать, — окликнула меня нянька. — Уж стол накрыт.

— Позже, — отмахнулся я, внимательно перечитывая Кощеево завещание. Он тут такого наплел…

— Так щи уж разогреты, а с ними и котлеты.

— Позже-позже…

— И кашка молочком парным заправлена да медком липовым подслащена…

— Потом.

— Так самовар уж пыхтит вовсю — старается, кипятком едва не обе… э… брызжет, в общем.

— Я же сказал — позже.

— Так наливочка клюквенная греется… Может, в погреб вернуть?

— Уже идем, — в один голос решили мы с Добрыней, поднимаясь на ноги. — Ничего не нужно убирать.

— Ах, вы ж, батюшки-светы, изголодались-то как! — как одна всплеснули руками няньки, восторженно глядя на наши решительные лица и движения.

— За встречу! — предложил я, не пытаясь изобрести паровоз там, где еще по деревьям лазят.

— За встречу, — согласился богатырь, подняв кубок.

— А вы чего замерли, словно сфинксы египетские, — прикрикнул я на робко замерших нянек. — А ну-ка взяли по чарке.

Возражений не последовало. Равно как и промедления…

Выпив за встречу, я причмокнул, наслаждаясь густым букетом наливки, — к слову сказать, клюква основной компонент, на котором ее настаивают, но отнюдь не единственный, — и пододвинул к себе миску со щами.

— Хороша наливочка, — крякнул Добрыня, проявив богатырскую солидарность.

Няньки согласно закивали, но чувство долга победило искус, и они, отвесив низкий поклон, при исполнении которого у меня возникли сомнения: не перевесят ли их роскошные бюсты? — но обошлось, — и поспешили в комнату Ванюшки. Чтобы быть под рукой, ежели ребятенку чего понадобится. Через минуту оттуда донеслись возгласы: «Ох ты ж, страсти какие! Ужасти преисподней! Не приведи Господи!» — перекрывшие предсмертный вой поверженного боса и рокочущий голос Крупнова:

Приняв издаваемые нянюшками звуки за возгласы восхищения его умением уничтожать разнообразную виртуальную нечисть, Ванюшка принялся давать комментарии, не скрывая прорывающиеся в голосе нотки превосходства профессионала над полными дилетантами:

— Вот этот здоловый, с четыльмя луками — это главный влаг. Он огненными камнями кидается… А головы нет потому, что я ее из лакетной пушки отстлелил. Много лаз стлелял, пока она не… — бабах! — и в клочья. А это гоблины. Они по мне из луков стлеляли. А я их всех из лазелного лужья пелест… Получай!!!

Вспыхнувшая схватка потонула в грохоте опрокинутой мебели.

Опять двадцать пять!

Поспешив в комнату сына, я обнаружил его азартно расстреливающим из Четырехствольного пулемета целую армию вооруженных топорами орков и три распластавшихся за его спиной бесчувственных тела. Непривычные к чудесам передовых технологий нервы нянек не выдержали свалившегося на них испытания, а уж позже хлипкий комод не пережил рухнувших на него тел.

— Чего это они? — удивился Добрыня.

— Обморок. Лучше помоги в светлицу перенести, а то я сам не подниму.

— Не уверен, что и вдвоем осилим, — с сомнением протянул богатырь, но взялся за плечи ближайшей к выходу няньки.

Пока ребенок, полностью отринув окружающую его действительность, восстанавливал справедливость на одном из уровней в отдельно взятой игре, мы перенесли мамок-нянек на лавки и попытались привести в чувство.

Безрезультатно.

— Ладно, — заявил я, потирая ушибленную ладонь. А у девицы на щеке и следа не осталось. — Пускай отдыхают.

Пропустив еще по чарке, мы завели неспешный разговор о том о сем… Как-то сам собой он незаметно перешел к странному посланию, принесенному Добрыней.

— Прочти, — попросил богатырь. — Зело любопытно узнать, кому бессмертный злодей свой меч-кладенец завещал.

Откашлявшись, я достал из кармана свиток и прочитал послание, в котором зловещим почерком… Хотя в самом почерке нет ничего зловещего, он просто-напросто корявый и сильно смахивает на попытку хромой курицы выковырять из земли червяка, а вот почерневшие брызги крови на пергаменте… В общем, внешний вид свитка определенно навевает мрачное настроение. Дословно в завещании было следующее:

«Написано двадцать третьего дня сего месяца этого года мною, Кощеем Бессмертным, собственноручно и в своем собственном замке.

Состояние организма на момент составления данного документа стабильное. Рассудок — здравый. Память — люди еще долго помнить будут. Сердцебиение — стабильно отсутствует. Исходя из данного психологического и физиологического состояния, по ряду причин я составил данный документ — мое мое завещание. В коем оглашаю следующую свою волю:

Пункт 1. Ответственность за выполнение моей воли возлагаю на Леля. О чем и сообщаю ему передачей сего завещания. Самоотводы не принимаются, решение пересмотру не подлежит. Быть же по сему — и точка!

Пункт 2. Возложенную на меня народом миссию нести вечное и злое в мир передать достойному наследнику, коему надлежит доказать свою состоятельность, пройдя испытание, условия которого изложены в документе, озаглавленном «Испытание последователя Кощея Бессмертного». Данный документ составлен, в пяти экземплярах и доставлен по пяти перечисленным ниже адресам. Как-то:

Первый. Кащею Бессмертному — брату-близнецу моему алчному, в подвале Зловещего замка нашего родового безвылазно находящемуся.

Второй. Бабе Яге — Костяной ноге, моей давней неверной подруге и соратнице.

Третий. Изе Рабиновичу, моему казначею и адвокату.

Четвертый. Лелю, то есть тебе, но оставлен он в моем замке, где тебе надлежит ознакомиться с ним и проследить за буквальным исполнением его требований.

Пятый. Неизвестному. Документ запечатан в кувшине и выброшен в синее море, волнам коего доверена его судьба. Кто кувшин изловит да документ из него извлечет, тому его и читать.