Алексей Зубко - Специальный агент высших сил

В центре массивного стола стоит замысловатый канделябр с пятью свечами, из которых зажжена одна-единственная — центральная, чей дрожащий огонек почти не рассеивает окружающую темноту. Смутно различимы лишь сам тяжелый золотой пятиглавый подсвечник, прямоугольник покрытой резными узорами столешницы и три склонившиеся к источнику света макушки. Разительно отличающиеся одна от другой как по размеру и форме, так и по количеству произрастающей на них растительности. От густых зарослей юга, буйных и непослушных расческе, до зимней степи, вылизанной временем до гладкости бильярдного шара. Именно последняя, нездорового цвета лысина, резко сместившись вверх, на миг выпала из круга света, а затем, в сопровождении раскатистого чиха, вернулась обратно. Испугавшись неожиданных звуков, трепещущий огонек шарахнулся прочь и, сорвавшись с фитилька, канул во тьму.

Бум! — Опустившаяся темнота скрыла факт соприкосновения лысины с поверхностью стола от глаз находящихся рядом, но не от их ушей.

— Идиот, — прокомментировал случившуюся неприятность устало прозвучавший голос с едва уловимым акцентом, который бывает обычно у людей, которые говорят на языке, не родном им от рождения, но ставшим таковым за многие годы общения на нем.

— Яволь, мой фюрер! — бодро прозвучало в ответ на неудобоваримой смеси двух языков.

— Кретин!

— Яволь, мой фю…

— Да заткнись ты, — устало отозвался тот, кого по-немецки называет своим вождем страдающий насморком… э-э-э… идиот (до выяснения имени, данного при рождении обладателю лысины с нездоровым оттенком кожи, воспользуемся определением лучше знакомого с ним человека).

— Яволь! — Звучащий в темноте голос, несмотря на нелицеприятные характеристики, даваемые его обладателю, по-прежнему преисполнен неуемного служебного рвения и нескрываемого раболепия перед «фюрером». Что, впрочем, ни в коей мере не противоречит утверждению его собеседника.

— Эй вы там! Включите свет и откройте окна, — распорядился властный голос «фюрера». И едва слышно произнес, обращаясь словно ни к кому: — Почему всегда так?

— Трудно подобрать хороших помощников, — словно намекая на что-то, ответил по-юношески ломкий голос человека, до этого момента предпочитавшего молчать.

— «Хороших», говоришь?.. — задумался «фюрер». И вдруг взревел: — Да включите же свет!

Со скрипом распахнувшаяся створка двери явила на фоне светящегося прямоугольника черную горбатую фигуру, которая задумчиво почесала затылок и прокаркала:

— Звали, кажись?.. Чего надобно?

— Свет зажги и окна открой!

Не обращая внимания на истерический крик «фюрера», горбун из стороны в сторону покачал головой, словно тренируясь на роль китайского болванчика.

— Шнель! — подал голос виновник воцарившегося в помещении мрака.

— То закрой., то открой. Сами не знают, чего хотят, — с укоризной пробурчал себе под нос горбун. И вышел вон, осторожно прикрыв за собой дверь.

Во вновь воцарившейся темноте раздалось едва сдерживаемое рычание.

Вслед за ним ломкий голосок со смешком произнес:

— А я ведь предлагал голосовое управление поставить…

— Я-а… я-а, мой фюрер, — неизвестно чему поддакнул «идиот».

— Помолчал бы уж… Нашел время чихать, помощничек…

— Я есть быть сражен коварным недугом, мой фюрер. Проклятые русские зимы! Насморк.

— Идиот, — в который раз повторил «фюрер». — Какой у тебя может быть насморк?

— Слышь, военный! Может, и температура у тебя поднялась? — с сарказмом в голосе поинтересовался собеседник с юношеским голосом.

— Нет. Температура нормальная… комнатная.

Скрипнула дверь. Во вновь возникшем прямоугольнике света нарисовалась горбатая фигура с удерживаемой под мышкой табуреткой.

— Не прошло и полугода… — заметил юношеский голос.

Горбун, кряхтя и что-то невнятно бормоча под нос, неспешно пристроил табурет у стены и принялся вскарабкиваться на него. Со второй попытки это ему удалось, и он, нащупав выключатель, клацнул им.

Люстра под потолком весело мигнула соцветием двухсот ваттных ламп и залила все пространство ярким светом, наконец-то позволив рассмотреть помещение, оказавшееся просторной залой, и находящихся в нем людей.

Горбун, как и ожидалось, оказался горбат и ростом невелик, Но при этом весьма широк в плечах и могуч в руках. Его несколько крысиное лицо непрерывно движется, корча гримасы и шевеля вислыми куцыми усами. Спустившись с табурета, он направился к закрытым плотными портьерами окнам.

Скрывавшийся в кроне произраставшей в цветочной вазе пальмы агент внутреннего наблюдения преисподней сорвал желтобокий банан и, понюхав зачем-то, сунул в рот. Плод оказался незрелым, и потому на обезьяньей морде возникла страдальческая гримаса. Но агент, маскировавшийся под макаку, мужественно доел плод, сохраняя достоверность конспиративного образа, и почесал затылок, незаметно активируя записывающее устройство и заодно разгоняя кусачих блох.

— Горбун Пантелей. Происхождение неизвестно. Живой. Выполняет функции дворецкого, повара и всей прочей прислуги, — продиктовал агент внутреннего наблюдения. А сам подумал: «Наверное, горбун слишком туго натянул волосы, затягивая «конский хвост», вот и дергается словно припадочный».

Обладатель синюшной лысины выглядит соответственно своей расцветке и мнению, которое имеет о нем присутствующий здесь же «фюрер». Одетый в новехонькую эсэсовскую форму труп с давними следами насильственной смерти на лице и значительно более свежими отметинами едва ли добровольного воскрешения там же. Он стоит навытяжку, сверкая единственном уцелевшим глазом и невольно (трудно контролировать мимику при отсутствии губ) скаля неровные зубы.

— Штандартенфюрер СС Отто фон Неггерман. Четвертое управление Главного управления имперской безопасности Германии. 1908–1944. Зомби. Или, каких называют здесь, — «немертвый». Оживлен основным объектом наблюдения, — надиктовал черт, загримированный под макаку. В том плане, что его волосы зачесаны вперед, дабы прикрыть выпирающие из шевелюры рожки. Да еще розовый пятачок выкрашен в черный цвет, чтобы не бросался в глаза. Все же не поросенка изображать приходится… комплекция не позволяет. На этом ухищрения по маскировке черт счел достаточными. Да и кому придет в голову проверять личность снующей в кроне пальмы макаки? Детей-то в этом помещении не бывает.