Илья Варшавский - Контактов не будет (Фантастические повести и рассказы)

Автор, верный принципу художественной правдивости, не может скрыть, что действительно в голове бедного Стригайло не раз появлялась мысль о самоубийстве. Он перестал стричься, отрастил бороду и перебивался случайными заработками на торговых складах и базах, где уровень механизации еще не достиг запланированного на последний год семилетки.

Как всякий слабовольный человек, попавший в беду, он быстро пристрастился к алкоголю.

Однажды вечером, сидя в скверике, он завел разговор с одним симпатичным старичком пенсионного возраста, втайне надеясь скорешиться с ним на «маленькою». Слово за слово, и неизвестно как получилось, что Стригайло открыл незнакомому человеку свою тайну, тщательно оберегаемую от людей.

На его счастье, симпатичный старичок оказался лучшим изобретателем в своем микрорайоне. Будучи на пенсии, он не терял связь с коллективом мастерской «Метбытремонт», где проработал сорок лет.

Старичок проявил самое теплое участие, отвел Мария Феоктистовича к себе домой, накормил и уложил спать, пообещав к следующему утру что-нибудь придумать.

Действительно, не успел Стригайло на другой день проглотить вкусный завтрак, заботливо оставленный ему старичком, как тот явился, неся шарнирные протезы для рук, ног и шеи, собственноручно изготовленные им из самоновейших полимеров.

Шарниры были устроены таким образом, что ограничивали возможность членов Стригайло удлиняться сверх нормы, принятой в приличном обществе.

С этого дня бессовестная кокетка Фортуна вновь начала расточать ласки Марию Феоктистовичу.

Вот уже шесть лет, как он работает в проектной организации «Бумхлопмашина» и считается там одним из лучших конструкторов.

У него прелестная жена и двое очаровательных детей.

И только иногда по воскресеньям, когда детишкам удается уговорить папу показать, какая бывает шея у жирафа, Стригайло снимает шарниры и касается головой потолка. Однако, поскольку он живет в отдельной квартире, эти забавы являются его личным делом и никого не шокируют.

Дочь и сын обожают Мария Феоктистовича и очень жалеют, что родители запрещают им рассказывать в детском садике, какой у них замечательный папа.

Что же касается «Хипхоппроекта», то после статьи в газете, написанной симпатичным старичком, там произошло много изменений в системе подбора кадров и в методах руководства, а также значительно повысился уровень наглядной агитации.

И вообще все это произошло во времена давно минувшие.

Вот так-то, товарищи критики!

Тридцать пять лет тому назад я написал книгу.

Теперь она мне кажется очень наивной. Это были путевые заметки ребенка, пытавшегося смотреть на мир глазами взрослого.

Может быть, это и прельстило редактора издательства, решившего выпустить ее большим тиражом.

Авторский экземпляр я подарил с соответствующей надписью моей невесте.

Сейчас у нас эта книжка хранится вместе с другими реликвиями ушедшей молодости.

С ней у меня связано одно воспоминание, о котором я хочу рассказать.

Мой сын перед войной учился в первом классе и имел двух закадычных друзей. Они дружили так, как можно дружить, пожалуй, только в восемь лет, когда знаешь друг друга всю жизнь.

Каждый вечер мы собирались у нас дома и обсуждали кучу проблем.

Особенно нас привлекала космонавтика. У нас был альбом, куда мы зарисовывали все наши идеи и предполагаемые приключения в далеких мирах. Там был и разрез космического корабля, и вид стартовой площадки, и то, что мы могли увидеть на других планетах: люди с коровьими головами, кошки со змеиным телом и удивительные двуногие существа, у которых рот был прямо на животе.

По воскресеньям мы все катались на лыжах в парке, где рос дуб с дуплом достаточно большим, чтобы привлечь внимание романтиков.

В то время еще никто не думал о войне и никто не предполагал, что мы станем свидетелями проникновения человека в космос, но я как-то сказал, что если вдруг начнется война, то тот из нас, у которого в это время будет альбом, должен положить его в дупло, чтобы врагу не стали известны наши планы.

Потом началась война, и дети были эвакуированы из Ленинграда.

В одно октябрьское утро, когда неприятельские пушки в упор расстреливали осажденный город, я ушел из дома, не зная, что мне уже больше никогда не придется в него вернуться. Признаюсь, что тогда меньше всего думал о нашем альбоме.

По-разному сложились судьбы трех приятелей.

Еще только было прорвано кольцо блокады, когда раненый офицер привез одного из друзей моего сына в Ленинград, чтобы помочь ему найти родителей.

Этот офицер мог довезти его только до вокзала. Ему самому необходимо было лежать в госпитале, а не возить детей к их родителям.

И вот тут случилось то, о чем я хочу рассказать.

Голодный мальчик пошел через весь город, под обстрелом, не домой, а в парк, к заветному дуплу.

Трудно представить себе его разочарование, когда он не нашел в дупле альбома.

Полный тревоги, он бросился к нам домой.

В нашей квартире во время блокады размещалась огневая точка, потому что она находилась на переднем крае обороны.

Среди обвалившейся штукатурки, битого стекла, стреляных гильз и пятен крови он нашел на полу тоненькую книжку в синем коленкоровом переплете с дарственной надписью и унес ее с собой, так как это было единственное, что он мог там найти.

Через четыре года, когда мы встретились, он мне ее вручил!..

К тому, что я рассказал, остается добавить, что оба приятеля моего сына стали летчиками и если они (чего теперь только не случается!) когда-нибудь полетят в космос, то мне приятно будет думать, что, может быть, здесь дело не обошлось без одного старика, который пытался в детстве смотреть на мир глазами взрослого, а в более зрелом возрасте — будить в детях мечту…

И еще мне очень стыдно за первое разочарование, которое я посеял в детской душе.

Мне приходилось писать рассказы о самых нелепых вещах, но ни в одном из них не было столько парадоксов, как в том периоде моей жизни, который связан со служением технике.

В 1929 году я окончил Ленинградское мореходное училище с дипломом механика торгового флота. Дизеля тогда только начали появляться на наших судах, механиков-дизелистов почти не было, и право на управление дизельными установками открывало широкие возможности.

Мне предложили либо ехать в Америку на приемку построенного для нас теплохода, либо поступить в Акционерное Камчатское общество на один из транспортов, совершающих регулярные рейсы между Камчаткой и Сан-Франциско.

Трудно сказать, какое предложение было заманчивее. Однако я нашел решение куда более увлекательное: женился на Люле и переехал на жительство в Москву… Само собой разумеется, что с морем было покончено, если не навсегда, то надолго.