Терри Пратчетт - Я надену чёрное

Она посмотрела она застывшего в кресле Роланда, который уставился в пространство.

— Я сказала, что забираю Эмбер к себе.

Роланд пожал плечами.

— Что ж, вряд ли я могу тебе помешать, так? — саркастично ответил он. — Ты же — ведьма .

Мать Тиффани безропотно приготовила дополнительную постель для Эмбер, а сама Тиффани завалилась спать в своей кровати в дальнем конце огромной спальни.

Она проснулась в огне. Всю комнату наполняло красно-оранжевое пламя, мерцающее, но горящее ровно, словно в кухонной печи. Дым отсутствовал, и хотя в комнате чувствовалось тепло, ничего на самом деле не загорелось. Выглядело все так, словно огонь заглянул сюда просто по-дружески, не с какой-то определенной целью. Пламя слегка потрескивало.

Зачарованная им, Тиффани поднесла палец к огню и приподняла его на кончике, словно безвредного птенчика. Огонёк был готов потухнуть, но она все равно подула на него, вдохнув в него жизнь.

Тиффани осторожно встала с горящей постели, и если это был сон, то очень качественный — со скрипами и охами, привычными для старушки-кровати. Эмбер мирно спала, укрытая горящим одеялом. Она как раз повернулась во сне, и пламя двинулось следом.

Быть ведьмой означает, что вы не станете сразу же бегать с воплями о том, что ваша кровать горит. В конце концов, это был не совсем обычный огонь, тот который не жжется. «Значит, он воображаемый, — подумала она. — Огонь, который не жжется. Зайчиха прыгает в огонь … кто-то хочет передать мне послание».

Пламя беззвучно пропало. За окном мелькнуло чье-то неуловимое движение, и она вздохнула.

Фиглы никогда не отстанут. С девяти лет она знала, что они следят за нею каждую ночь. И делают это по-прежнему, вот почему она моется в ванной под простыней. С большой долей уверенности можно сказать, что у нее не было ничего, что могло бы заинтересовать Фиглов, но так ей было спокойнее.

Зайчиха прыгает в огонь… Определенно, это звучит как послание, над которым стоит задуматься. Но от кого оно? Может, от той таинственной ведьмы, которая за нею следила? Знамения конечно дело хорошее, но порой хочется, чтобы тебе просто все по-человечески написали! Хотя, будет лучше не игнорировать эти крохотные совпадения, обрывки мыслей, внезапные ассоциации и причуды. Часто это просто часть твоего разума пытается до тебя достучаться, а ты слишком погружен в дела, чтобы это замечать. Однако, за окном уже ясный день, и загадки могут подождать.

А другие вещи не могут. Ей нужно быть в замке.

— Мой папаня меня избил, так? — не допускающим возражения голосом произнесла Эмбер, когда они вместе шли в сторону серых башен. — Мой ребёнок умер?

— Да.

— Ох, — тем же ровным голосом произнесла Эмбер.

— Да, — ответила Тиффани. — Мне жаль.

— Я что-то помню, но нечетко, — пояснила Эмбер. — Все как будто немного… размыто.

— Так всегда с утешением. Это Дженни тебе помогает.

— Понятно, — ответила девушка.

— Правда?

— Ага, — сказала Эмбер. — Но у моего папани проблемы?

«Будут, если я расскажу, какой я тебя нашла, — подумала Тиффани. — Женщины об этом позаботятся. У жителей деревни довольно либеральные взгляды на наказание парней, которые почти все по-определению непослушные бесенята, которых нужно приучать к порядку, но так сильно побить девочку? Это нехорошо».

— Расскажи о своем молодом человеке, — произнесла она вслух. — Он ведь портной, не так ли?

Эмбер просияла, а одной своей улыбкой она способна осветить мир.

— О, да! Его дедуля перед смертью научил его всему-всему. Из простого клочка ткани он может сшить что угодно. Такой мой Уильям. Кого ни спроси, каждый скажет, если его отдать в подмастерье, через пару лет он сам станет мастером. — Потом она пожала плечами. — Хотя, настоящие мастера хотят, чтобы им платили деньги за обучение, а его матушка никогда не найдет столько денег. О, а еще у моего Вили чудесные пальцы, и он помогает своей матушке и сестрам вышивать корсеты и свадебные платья. Это значит, что он должен работать с атласом и всяким таким прочим. — гордо произнесла она. — И матушка Вили очень хвалила его аккуратные стежки! — Эмбер снова просияла от гордости. Тиффани всматривалась в радостное лицо, покрытое, несмотря на утешающее прикосновение кельды, явными кровоподтеками.

«Значит, её парень портной, — размышляла она. — Для здоровяка вроде господина Петти, портной вряд ли может вообще считаться мужчиной, раз у него руки не в мозолях и работа на дому. А раз он шьет еще и женскую одежду, тогда, это еще больший позор, который его дочь навлекла на его маленькое семейство».

— И что ты теперь собираешься делать?

— Хочу повидать маму, — с готовностью ответила девушка.

— Но это подразумевает, что ты встретишь отца.

Эмбер повернулась к ней:

— Тогда я пойму… пожалуйста, не делай ему ничего дурного, вроде превращений в свинью или что-то другое!

«Может денёк в образе свиньи пошёл бы ему на пользу», — подумала Тиффани. Но в тоне Эмбер, как она сказала: «Я пойму», прозвучало что-то отдалённо напомнившее кельду. Как свет в конце туннеля.

Тиффани еще ни разу в жизни не видела, чтобы ворота замка закрывали не в ночное время. Днем же двор замка напоминал смесь рыночной площади, мастерскую плотника и кузницу, а так же игровую площадку для ребятни в дождливую погоду, а так же временный склад во время сбора урожая и сенокоса, или постоянный — если амбары и сараи не справлялись, и были забиты доверху.

Если вам хотелось тишины и покоя, или поразмышлять, или мирно побеседовать с кем-нибудь, даже в самом большом доме было тесно, поэтому все шли в замок. И там всегда можно было найти все вышеперечисленное.

Сегодня шок от появления нового Барона прошёл, замок по-прежнему кипел работой, но настроение было скорее подавленное, и разговоры были почти не слышны. Возможно, основной причиной этого была Герцогиня, будущая тёща Роланда, которая прогуливалась по двору и время от времени подгоняла людей тростью. Сперва Тиффани не поверила своим глазам, но потом это случилось снова — трость из черного отполированного дерева с серебряным набалдашником опустилась на спину проходившей мимо с корзиной белья горничной. И только в этот момент Тиффани заметила плетущуюся следом за матерью будущую невесту так, словно та боялась приблизиться к тому, кто лупит прохожих палкой.

Тиффани сперва собиралась возмутиться, но потому ей стало интересно, и она решила понаблюдать. Она сделала несколько шагов назад и исчезла. В этом она наловчилась. Она не становилась полностью невидимой, просто окружающие переставали её замечать. Всеми незамеченная она подошла к парочке поближе, чтобы послушать, о чём те говорят, или точнее о чём мать говорит дочери. А та слушает.