Гжегож Бабула - Истребитель ведьм (сборник)

Стоящие чуть поодаль солдаты с колчанами на спинах начали демонстративно натягивать луки.

— На заходе солнца, когда раздастся звук труб, тот, кто уцелеет, может выйти из лабиринта, но только один. Если выйдут двое, их обоих убьют.

Он прислонился спиной к стене и, вытирая пот с лица, оглянулся по сторонам. Видимая часть лабиринта была пуста. Стена напротив него, как и та, у которой он стоял, была лишь на голову выше его. Можно было бы подпрыгнуть и посмотреть, что там дальше, но он боялся. Достаточно одной стрелы прямо в лицо… Над кирпичами, в далеком мареве, чернели на фоне скал фигуры канейцев. Он закрыл глаза. Рот бы полон горькой и густой слюной. Эти псы не дали им ничего для питья.

Он оторвался от стены, у которой напрасно искал тени и, потирая ладонью шею и плечи, двинулся дальше. Какое-то время он заслонялся от солнца щитом, но тот был слишком тяжел.

Удивляясь сам себе, он флегматично делал шаг за шагом, только на углах усиливая внимание. Пока что он ни на кого не наткнулся. Лабиринт был велик, в нем можно было долго искать смерти, попирая ногами битый кирпич и раскаленный песок. “Преддверье ада”, — подумал он. В глубине души он надеялся, что ему удастся как можно дольше уклоняться от борьбы. Пусть выбьют друг друга, думал он, а ему с нерастраченными силами будет легче справиться с оставшимися. Ибо он должен победить.

За ближайшим поворотом он увидел, наконец, противника, но уже с первого взгляда понял, что опасаться не приходится. У солдата горло было перерублено до самого позвоночника. Рядом, в луже крови, лежал треснувший щит, облепленный тысячами мух, больших и зеленых. Артемид вздрогнул и перешагнул через тело. Быстрым шагом отошел от гудящего роя.

Когда он остановился, чтобы перевести дух, до его ушей донесся рев канейцев. Где-то неподалеку, за какой-то из этих кирпичных стен, кто-то кого-то убивал. Впереди, в конце коридора, что-то лежало, и он не сразу сообразил, что это человек. Пятно крови наверху стены и стекающие по стене струйки все объяснили. Окровавленные пальцы мертвеца сжимали одну из многочисленных стрел, торчащих из его тела.

— Сбежал, — прошептал Артемид. — Попросту сбежал и ничего не сделал.

Он вздохнул:

— Жаль.

Закрыл Луцию глаза и пошел дальше, удивляясь, почему ему так жалко этого человека.

Он наклонился над очередным убитым и размышлял, чего ему сейчас больше всего хочется. Спасти свою жизнь, убить Остерона или прекратить эту бойню. Как быстро теряют значение великие дела, когда человек еле стоит на ногах от усталости, жары и страха. Как быстро забывается — зачем, почему, во имя чего. ’Если бы мог, убежал как можно дальше. Но, к несчастью, надо идти и исполнить долг.

Он уже давно понял, что идет по чьему-то следу, кровавому и однозначному. Еще один труп — и он будет знать, кто собирает жатву смерти: Плебо или другой солдат.

Он, не раздумывая, свернул влево на очередной развилке и увидел, что его догадки верны. Пятый труп не был трупом Плебо. Незнакомый солдат лежал на боку, и единственным объяснением странной его позы было острие копья, торчащее из спины. Кровь еще не подсохла. Артемид не стал приглядываться. До захода солнца оставалось немного времени. Ускоряя шаг, он внимательно высматривал рослую фигуру того, кого хотел бы иметь своим солдатом. Он глубоко дышал через нос, собирая силы для боя. Можно с уверенностью сказать, что это самый важный бой в его жизни. Он, однако, не думал об этом, и когда за очередной стеной увидел, наконец, Плебо, то решение мгновенно пришло само собой. Сначала слышен стон Артемида, а после свист копья, рассекающего воздух. Издали доносится рев канейцев. Но Плебо начеку. Он ныряет лицом вниз, так что копье лишь скользит по его хребту, и вот он уже стоит лицом к Артемиду. За его спиной в стене видна приличная выбоина. Артемид подымает щит и до боли в пальцах стискивает рукоять меча.

Они начинают кружить друг против друга, как привязанные, соблюдая одну и ту же дистанцию. Это неправдоподобно, но из-за щита Плебо видны только глаза. И ничего больше, ни одного участка открытого тела. Артемид осторожно переступает. Он помнит о своих длинных ногах и завышенном центре тяжести. Отсюда эти согнутые колени и шаг переступочкой. Проклятье! Под ногами повсюду твердый грунт, никаких камней, а тем не менее он спотыкается. Он восстанавливает равновесие, но поздно. С треском в его щит вбивается копье Плебо. Длинное, тяжелое, гораздо тяжелей его копья, оно оттягивает щит вниз. Конец древка трясется в воздухе в такт дрожи напряженных мускулов. Артемид видит, что Плебо сужает круги. Он еще ждет, но знает, что рано или поздно онемеет рука Артемида, опустится щит и будет куда ударить. Центурион испускает крик и атакует Плебо, целя в голову древком вбитого в щит копья. Песок хлещет по щиколоткам, слышен гул удара. Стена на глазах Артемида взлетает в небо, а сам он падает на опаленную землю. Кровь льется по разбитому лицу, но он этого не замечает. Он переворачивается на спину. Огромный солдат, уже ничем не напоминающий Плебо, поднимает меч. Его конец нацелен прямо в Солнце. “Последний шанс, — проносится в голове Артемида, — ведь я — последний шанс”. Нечеловеческим усилием он швыряет меч в Плебо, но тот с легкостью его отбивает в сторону и наносит наконец удар. Силы оставляют Артемида, его изогнутое тело бьется на песке. Кровь течет по руке, до самой ладони. Вопреки всем неписанным правилам, Артемид подымает ладонь, протягивает солдату, тот отбивает ее сильным пинком. Из разжатой ладони вываливается медное кольцо и катится к мертвому телу. Откуда-то из-за стен доносится звук труб. Плебо ставит ногу на торс мертвого Артемида и с треском вытаскивает меч из поверженного тела. Трубы нетерпеливо гремят.

Остерон был худым человеком, с чертами лица, характерными скорее для философа, нежели воина. Но на этом подобие кончалось. С этим лицом плохо сочетались страшные, выцветшие глаза, резкие движения и глухой, угрожающий голос.

Они стояли перед шатром вождя. На подиуме, между горнами с раскаленным углем, лежало личное клеймо Остерона, насаженное на деревянную рукоять. Многотысячная толпа солдат, каждый из которых хотел все увидеть, напирала. Слышались крики и проклятия. У солдат был еще один повод проявлять нетерпение. В лагерь пришел обоз с бочками пива, которые будут открыты сразу же после церемонии освобождения. Но канейцы не роптали на задержку. Предстоящее зрелище тоже должно быть захватывающим.

Рев вырвался из множества глоток. На подиум поднялся Остерон в пурпурной тоге с нашитым на груди черным орлом. Грохот тысяч ударяемых о щиты кулаков оглушал. Вождь был доволен. Он не останавливал солдат, ибо хотел именно этого. В неумолкающем шуме, окруженный четверкой лучников, на подиум взошел солдат разбитой армии. Он был до пояса гол.