Гжегож Бабула - Истребитель ведьм (сборник)

— Думай, с кем говоришь, бродяга! — крикнул в гневе Острит и схватился за меч. — Хватит с меня, буду я еще с тобой спорить! Вы только посмотрите на него: этика, мораль, законы! А кто о них болтает? Злодей, начавший убивать, едва заявился к нам! Кланявшийся Фолтесту, а потом за его спиной торговавшийся с нами, как наемный убийца! И ты смеешь болтать про мораль, скот? Строить из себя Ведающего? Мага? Чародея? Ведьмак паршивый! Прочь, или башку снесу!

Ведун не пошевелился.

— Вам бы лучше самому убраться поскорее, господин Острит. Темнеет…

Острит отскочил, молниеносно выхватил меч.

— Ты сам этого хотел, чародей. Я тебя прикончу! И не помогут тебе твои штучки! У меня с собой жабий камень!

Геральт усмехнулся. Слухи о могуществе жабьего камня, насквозь лживые, разошлись тем не менее широко. Но ведун не собирался тратить время на заклятья, а тем более скрещивать серебряный клинок с мечом Острита. Он нырнул под меч противника и ударил вельможу в висок серебряными бляшками кожаного манжета.

Острит быстро опамятовался, вгляделся в темноту. Сообразил, что связан. Стоявшего рядом Геральта он, понятно, не разглядел во мраке. Но угадал его присутствие и протяжно завыл.

— Молчи, — сказал ведун. — А то она заявится раньше времени.

— Убийца проклятый! Где я? Развяжи сейчас же, тварь! Я тебя вздерну, сукин ты сын!

— Заткнись.

Острит тяжело дышал.

— Оставишь меня ей на съеденье? Связанного? — спросил он тише, почти шепотом.

— Нет, — сказал ведун. — Я тебя отпущу. Но попозже.

— Скотина, — сказал Острит. — Чтобы я был вместо приманки?

— Вот именно.

Острит перестал биться.

— Ведун…

— Да?

— Это правда, я хотел свалить Фолтеста. И не я один. Не я один хотел его смерти. Но я жизнь бы отдал, чтобы он подыхал в муках подольше, гнил заживо. И знаешь почему?

Геральт молчал.

— Я любил Адду. Сестру короля. Любовницу короля. Шлюху короля. Я ее любил… Ведун, ты тут?

— Тут.

— Знаю, о чем ты думаешь. Но поверь, ничего такого не было. Никаких чар я не насылал. Я не умею. Только раз, в ярости, сказал… Один-единственный раз. Ведун, слышишь?

— Да.

— Это королева-мать, не иначе, мать Фолтеста. Это наверняка она. Она видеть не могла, как Фолтест с Аддой… Это не я! Ведун! У меня разум помутился, и я пожелал вслух, чтобы… Ведун! Это из-за меня? А?

— Это уже не имеет значения.

— Ведун, полночь скоро?

— Скоро.

— Выпусти меня. Дай спастись.

— Нет.

Острит не услышал скрежета сдвигаемой глубоко в подземелье крышки саркофага. Ведун услышал. Он наклонился и рассек кинжалом спутывавшие вельможу веревки. Острит, не тратя времени, вскочил и, нелепо скрючившись, опрометью кинулся прочь. За это время глаза его привыкли к темноте, и он видел дверь.

С грохотом отскочила плита, закрывающая спуск в гробницу. Геральт, укрывшись за балюстрадой, увидел невысокую фигуру упырицы — быстро, проворно, совершенно беззвучно она неслась вслед грохотавшему сапогами беглецу.

Ужасный вопль раздался во мраке, потряс старые стены. И оборвался. Ведун не смог определить расстояния — как раз в этом его изощреннейший слух стал помехой, — но знал, что упырица настигла Острита быстро. Очень быстро.

Ведун вышел на середину зала. Заступил вход в гробницу. Отбросил плащ. Поправил меч. Натянул кожаные перчатки. У него еще было время. Он знал, что упырица задержится у трупа Острита — чтобы дольше лежать в летаргии, ей нужно сердце жертвы.

Ведун ждал. До рассвета еще три часа. Петушиное пение, раздайся оно сейчас, лишь спутало бы его расчеты. Правда, ни одного петуха в окрестностях дворца не осталось.

И тут он услышал. Она возвращалась. Потом он ее увидел.

В точности такая, как ему описывали. Непропорционально большая голова на короткой шее, окутанная облаком растрепавшихся рыжих волос. Глаза светятся во мраке, как два карбункула. Упырица замерла, уставившись на Геральта. Внезапно разинула пасть — словно хотела похвалиться рядами белейших острых зубов. Щелкнула клыками — будто захлопнулась крышка железного сундука. И прыгнула, целя в ведуна окровавленными когтями.

Геральт отпрыгнул в сторону, молниеносно сделал пируэт; едва задев его, упырица тоже закружилась, полосуя воздух когтями. Равновесия она не потеряла и тут же кинулась вновь, из невероятной позиции, клыки щелкали у шеи Геральта. Рив отпрыгнул, чтобы обмануть ее, трижды крутнулся волчком, каждый раз в другую сторону. Сильно, без размаха ударил ее в висок кольцами — серебряными кольцами, нашитыми с тыльной стороны на пальцы кожаной перчатки.

Упырица дико взвыла, эхо загрохотало по дворцу; потом прижалась к полу, замерла, завыла — глухо, яростно, зловеще.

Ведун злорадно усмехнулся. Первая проба, как он и ожидал, закончилась удачно. Серебро действовало на упырицу убийственно — как на большинство чудовищ, вызванных к жизни злыми чарами. Бестия мало чем отличалась от себе подобных — а потому ведун в силах был снять с нее заклятье, и серебряный меч, последний козырь, в силах был при нужде спасти ему жизнь.

Упырица не спешила нападать. Приближалась медленно, щеря блестевшие слюной клыки. Геральт двинулся по дуге, то убыстряя, то замедляя шаг и движения, чтобы сбить ее с толку, чтобы она не смогла нацелиться и прыгнуть. Он расправлял длинную, тонкую, прочную цепь с утолщением на конце. Цепь была из чистого серебра.

Когда упырица прыгнула наконец, цепь свистнула в воздухе, извилась, как змея, в мгновение ока опутала плечи, шею и голову чудовища. Упырица повалилась на пол, душераздирающе вереща. Каталась по полу и ужасно рычала — то ли от ярости, то ли от жгучей боли, причиняемой ненавистным серебром. Геральт был доволен — теперь он при желании мог и прикончить бестию без хлопот. Но меча он не вынул. Пока что упырица не казалась ему неизлечимой. Он держался на безопасном расстоянии и, не спуская глаз с бившегося на полу существа, глубоко дышал, концентрируя волю.

Цепь лопнула вдруг, серебряные звенья дождем брызнули во все стороны, зазвенели по каменным плитам пола. Ослепленная ненавистью упырица с воем ринулась на ведуна. Геральт спокойно ждал, взметнул правую руку и вычертил знак Аард.

Упырица отлетела назад, словно ее ударили молотом, но на ногах удержалась, оскалилась, нацелила когти. Ее волосы встопорщились, зашевелились, словно под ветром. С трудом, мелкими шажками, но она продвигалась вперед, к ведуну.

Геральт впервые почувствовал беспокойство. Он и не рассчитывал, что Аард, один из простейших знаков, полностью парализует чудовище, но и не ожидал все же, что бестия так легко справится со Знаком. Удерживать Знак долго ведун не мог: это истощило бы его силы — а упырица уже в десяти шагах! Он одним движением ладони убрал Знак, прыгнул вбок. Как он и рассчитывал, не ожидавшая того упырица по инерции метнулась вперед, потеряла равновесие, кувыркнулась по полу и скатилась вниз по лестнице, ведущей в гробницу. Оттуда раздался злобный вой.