Гжегож Бабула - Истребитель ведьм (сборник)

— Но ты сама заглядывала ко мне дважды.

— Я? К тебе?

— Не прикидывайся дурочкой! — вскрикнул я, не обращая внимания на таксиста. — Дважды в твоем присутствии я вызывал Роберта, и оба раза ты пыталась внушить ему, что виноват был я.

— Успокойся, успокойся же, — повторила она, — подожди, хочу тебе кое-что объяснить.

Она расплатилась с таксистом, который попрощался с нами удивленным взглядом. Очевидно, вообразил Себе криминальную историю любовного треугольника. Тем временем полное достоинства и спокойствия поведение Эльжбеты и меня привело в порядок. Я овладел своими нервами, обрадовался даже, что она вообще наконец-то хочет со мной говорить.

— Присядем, — пригласила меня к журнальному столику в углу гостиной.

Именно здесь мы всегда начинали с ней наши вечерние беседы в старые добрые времена, а когда наступила эра Роберта, здесь же сидели мы втроем и пережили, несмотря ни на что, много милых минут.

Я уселся в кресло, держа нервы в узде, вглядываясь в ее изменившееся, как бы преждевременно постаревшее и увядшее лицо.

— Я не могла у тебя быть, я действительно выезжала из города. Ты ошибся, и вообще последнее время ты ведешь себя как-то странно. Я считаю, что это связано с твоим аппаратом, с тем, для чего ты его сейчас используешь. Зачем тебе эти мерзкие эксперименты?

— Я хотел узнать правду.

— Чью правду? Роберта?

— Мою правду.

— Опомнись, как можно узнать свою правду от кого-то другого, который, которого…

Она неожиданно замолчала, и во мне вновь всколыхнулось подозрение.

— Ну, говори! Скажи, что ты меня обвиняешь. Так ведь?

— Да, обвиняла. Возможно, плохо поступила с тобой, толкнула тем самым тебя на этот…

— Ах, значит, ты думаешь…

— Нет, я не хотела сказать.

— Не увиливай. Давай начистоту. Ну, смелее. Говори же.

Она прервала меня. Было видно, что она встревожена этим горячим потоком слов, я уже не мог себя сдерживать, переходил на крик, непроизвольно жестикулировал…

— Успокойся! Скажу тебе всю правду. Роберт уже для меня ничего не значит. И ты тоже. Это все прошлое, от которого я хочу отдалиться. Именно поэтому избегала контактов с тобой. Мои подозрения бессмысленны. Для меня не имеет значения ни твоя правда, ни правда Роберта, ни даже моя правда того времени. Все, я вылечилась, я уже здорова.

— Врешь.

— Говорю же тебе, я вылечилась от вас и от самой себя. И теперь я спокойна.

— И никогда не захочешь больше со мной встречаться? Никогда? Ну, давай дальше, выкладывай эту свою правду, эту новую правду! Наперекор своему прошлому. Тому прошлому, где мы застряли в тебе, как величайшая заноза твоей жизни. Как ты с этим покончишь? Словами? Избеганием встреч со мной? Моих опытов?

Интересно, я быстро поверил, что ее не было на моих сеансах. Это не исключено: аппарат мог сам, помимо ее воли, без включения ее сознания втянуть ее в орбиту своего действия и материализовать у меня, подобно тому, как луна притягивает лунатиков. Она была осью, вокруг которой вертелось все связанное с нами, мы оба думали, взывали к ней, хотела она того или нет.

— Итак, хочешь окончательно порвать с нами! А не думаешь, что это вообще недостижимо? Не понимаешь, что тебя можно тоже воскресить, вынудить к контакту, да, вынудить!

Я уже перестал кричать, только голос мой дрожал. Резким движением я вытащил из сумки свой фотоаппарат, тот самый, которым я фотографировал кошек в начале опытов, еще живых кошек, играющих с искусственными мышками.

Она просто вылетела из кресла и прижалась к стене. Я спокойно наводил аппарат.

— Нет, — взмолилась Эльжбета и заслонила руками лицо, — нет, нет, не надо!

Она стала медленно передвигаться вдоль стены к двери. Но я хорошо помнил, что дверь была закрыта на все засовы. Трудно будет ее открыть, ох, как трудно…

ПереводВадима Лунина

На полу виднелась цепочка светлых пятен. Сноргу нравилось смотреть, как они медленно движутся по матовой облицовке. Он давно открыл, что свет проникает в Комнату через небольшие окна под потолком, и любил лежать на полу так, чтобы теплые лучи грели тело. Снорг попытался пошевелить руками и беспомощно сполз с постели.

— Дэгс… — выдавил он сквозь стиснутые зубы. Одеревеневшие челюсти не повиновались.

— Дэ-э-э-гс…

Один из Дэгсов оторвал взгляд от экрана визора. Он отреагировал скорее на грохот, вызванный падением Снорга, чем на его голос. Музи все также тихо мурлыкала свою песенку без слов. Дэгс несколькими короткими бросками подобрался к Сноргу и сильно ударил его по щеке. У обоих Дэгсов были очень сильные руки, недоразвитыми ногами они почти не пользовались.

— Вла… вла… — пробормотал Дэгс и несколько раз взмахнул руками, хотел показать, наверное, что Снорг своими также скоро сможет двигать. Второй Дэгс тоже подполз и изо всей силы потянул Снорга за волосы. Было ужасно больно, но именно это и радовало.

“Голова… голова… — билось у Снорга под черепом, — хорошо… это хорошо”.

Второй Дэгс принялся тыкать пальцами ему в глаза. Снорг мотнул головой и взревел от боли. Первый Дэгс ударил второго изо всей силы, тот упал и покатился по полу. Из глаз Снорга текли слезы, поэтому он не видел, все ли провода воткнул в его мышцы Дэгс и правильно ли он приклеил электроды. Снорг надеялся, однако, что все будет нормально. Он мог только догадываться, каким образом Дэгс проверяет, правильно ли подключено оборудование. У Дэгсов глаза располагались очень далеко друг от друга, поэтому при осмотре они, наверное, смешно крутили головами.

— Тевежнер!.. Рассказать тебе сказку?.. — раздался громкий голос. Снорга всегда восхищало произношение Пайки. Вот и теперь он отчетливо слышал каждое слово, хотя ушных раковин у него не было.

Ответом на слова Пайки было громкое бульканье. Тевежнер всегда лежал неподвижно и только бульканьем давал о себе знать. Но если бы Тевежнер встал, он возвышался бы над всеми, даже над Тиб и Эйспи. Тиб все время стояла и только поэтому была выше всех.

“Может, и я был бы выше ее, если бы встал”, — подумал Снорг.

— Пайки, заткнись!.. Не слышишь — я пою… — крикнула Музи, — потом ему расскажешь…

Руки ничего не чувствовали, как деревянные колоды, но двигались, повинуясь голове. Снорг сорвал с себя путаницу проводов и трубок. Сильно ущипнул себя за руку. Ничего не почувствовал. “Хоть двигается”, — подумал он и внимательно осмотрел раны и ссадины на теле. Большая их часть уже заживала. Однако прибавились две новые царапины: это тогда, когда падал с постели. Увечья преследовали Снорга. Стоило отвлечься на секунду, неловко повернуться, задеть за мебель, и он распарывал себе кожу, даже не замечая этого. Снорг подполз к визору. Рядом неподвижно стояла Тиб, а один из Дэгсов пытался снизу стащить с нее рубашку.