Михаэль Пайнкофер - Клятва орков

— Возвращайтесь на родину, — обратился Корвин к делегатам своих вассалов и союзников, собравшимся в большом тронном зале. — Считая с сегодняшнего дня, через пять дней объединенное войско Тиргас Лана соберется на востоке равнины Скарьи, у большого брода.

— Через пять дней, повелитель? — удивленно воскликнул посланник из Гирнага. — Этого не хватит, чтобы собрать наших солдат и подготовить к маршу.

В зале громко и одобрительно заворчали, кое-кто кивал головами.

— Боюсь, что у нас не будет больше времени, друзья мои. Недавние события показали, что враг уже вторгся в нашу страну. В любой миг он может снова нанести удар. Я никого не заставляю примкнуть к союзу, но кто желает принять участие в походе на Каль Анар, чтобы сразиться за свободу нашего мира, должен быть у брода через пять дней. Наша армия вторгнется в страну врага с запада, а флот атакует с моря.

— Легко говорить! — выкрикнул кто-то из толпы. — Все знают, что гавань Каль Анара неприступна. Смертоносные рифы и утесы окружают вход в бухту. Тот, кто не знает лоции, обречен на гибель.

— А я не говорил, что будет легко, — ответил Корвин. — Тем не менее время поджимает и другого плана у нас нет. Только если мы застигнем врага врасплох и атакуем одновременно с двух сторон, мы сможем быстро выиграть эту войну.

— Без предупреждения? Без объявления войны?

— Вы забываете, что Каль Анар уже напал, — возразил Корвин. — По моему мнению, это вполне похоже на объявление войны. На нас напали самым подлым образом, и мы нанесем ответный удар прежде, чем враг повторит попытку.

— Это единственная причина? — поинтересовался кто-то таким громким голосом, что эхо разнеслось под высоким сводом тронного зала.

Голос показался Корвину смутно знакомым, но не настолько, чтобы сразу узнать говорившего.

— Кто это сказал? — спросил он, обводя взглядом делегации и придворных.

Ряды собравшихся расступились, и вперед вышел рыжеволосый невысокий мужчина, который не был незнаком Корвину. То был барон Ельнигг с острова Ольфар, небольшого клочка суши, признавшего главенство Тиргас Лана только когда военный флот островитян был разбит после нескольких месяцев боев в Чаячьей бухте.

— Это я сказал, — уверенным тоном заявил Ельнигг, — и я повторю громко и отчетливо, потому что полагаю, каждый, кто готов пролить кровь за Тиргас Лан на поле сражения, заслуживает честного ответа: угроза, исходящая от неизвестного врага — это единственная причина того, что мы атакуем так скоро?

Корвин хорошо понимал, к чему клонит барон; очевидно, Ельнигг намеревался посеять разногласия среди союзников Тиргас Лана. И тем не менее король притворился, что не понимает, о чем идет речь.

— Какая же другая причина, друг Ельнигг? — спросил он.

Барон скривился.

— Мой король, не нужно играть со мной. Как и каждый здесь, кто признал главенство Тиргас Лана и подчинился ему, я готов рискнуть своей жизнью и жизнями моих солдат, чтобы отразить опасность от империи, если таковая угрожает ей. Но если речь идет только о том, чтобы освободить супругу короля, которая, как все мы знаем, была похищена, то…

Корвин не усидел на троне.

— Вы действительно так считаете? — спросил он и вскочил, настолько внезапно, что лейб-гвардейцы, стоявшие по обе стороны трона, отшатнулись. — Вы действительно считаете, что я поставил бы на кон ваши жизни только ради того, чтобы преследовать свои собственные цели?

— Честно говоря, я не знаю, что и подумать, мой король, — ответил Ельнигг, притворяясь покорным, в то время как в его серых, словно сталь, глазах тлела искра бунта. Кто-то кивал, шептали слова одобрения — очевидно, дела с единством в империи обстояли хуже, чем надеялся Корвин. Но в короле пробудился воин…

— Тогда я вам скажу, барон, что вы должны думать, — ответил он, спустился по ступенькам и подошел прямо к Ельниггу. — Это правда, я не скрываю: королева Аланна исчезла, и я предполагаю, что она находится в лапах врага, но мы собрались здесь и сейчас не потому, что я намереваюсь освободить ее. Кроме того, мне ничего не известно о ее судьбе, она может быть давно уже… — он не договорил, потому что слово это не желало срываться с его губ.

— Она, вероятно, давно уже мертва, — негромко, почти шепотом закончил он, — и ни одно войско мира не способно ее вернуть. Неужели вы думаете, что мне легко стоять сейчас перед вами и требовать от вас, чтобы вы послали на войну своих детей? Если бы речь шла об одной только Аланне, я бы давно уже выступил, чтобы самому освободить ее, потому что этот меч, — он коснулся рукояти меча на боку, — жаждет крови тех, кто отнял ее. Но речь идет о гораздо большем, барон Ельнигг. Там, на востоке, затаился противник, сильнее и опаснее всего, что нам когда либо встречалось. Его боятся даже эльфы!.. Но они не помогут нам… И мы можем полагаться целиком и полностью лишь на себя в борьбе против врага, сила которого нам даже неведома. Все, что у нас есть, это мужество и единство. Поэтому мы здесь сегодня, барон Ельнигг. Только поэтому.

Когда Корвин умолк, в тронном зале воцарилась тишина. Его слова заставили посланников призадуматься, даже тех, кто поначалу склонялся на сторону барона Ельнигга. И только ольфарец, казалось, не был вполне убежден.

— Я знаю, барон, что еще совсем недавно мы были противниками, — продолжал Корвин, — но речь именно об этом и идет: преодолеть старые распри и поддержать друг друга, чтобы защитить идеалы Тиргас Лана от любого агрессора. Речь не обо мне, не о вас, а исключительно о единстве империи, которое принесет всем в Землемирье счастье и благополучие.

— Золотые слова, — произнес Ельнигг, и в словах его крылась насмешка.

— И каждое из них произнесено ответственно, — заверил Корвин. Он вынул из ножен клинок и взял его таким образом, что рукоять была повернута к барону Ельниггу. — В битве против врага, который не знает ни жалости, ни сомнений, я потерял один глаз, — сказал он, — и готов потерять тут же, на месте, второй, если в данный момент я думаю о чем-то, кроме благополучия Тиргас Лана. Возьмите клинок, барон, и нанесите удар. Никто вас за это не покарает, а король, лишенный света, ни для кого не будет представлять угрозы. Тиргас Лан снова погрузится в небытие, а вы все будете вольны, никому не обязаны и сможете делать все, что захотите. По крайней мере, пока сидящее в Каль Анаре зло не перейдет ваши границы.

Ельнигг, на которого были устремлены все взгляды и лицо которого стало почти таким же красным, как его всклокоченная шевелюра, не знал, что ответить. Такой реакции он не ожидал.

— Давайте же! — снова потребовал Корвин. — Не думайте, что причините мне боль, потому что без королевы Аланны мир и так для меня во тьме. Чего вы ждете?