Ольга Болдырева - Доля отцовская

— Как ты разговариваешь со своим господином?! — нежно вопросил Квер и чуть-чуть надавил лезвием, чтобы сталь оставила на шее мужика небольшую царапину.

— Мне велели… там… староста деревни… и святой отец… люди… требовали… — промямлил он что-то совсем невразумительное.

— Что-то случилось? Папочка, нужна помощь? — Обернувшись, я увидел, как из-за двери соседней комнаты на происходящее действие с любопытством смотрят лиловые глаза.

— Нет, милая, тебя я позову, когда мне потребуется сровнять эту деревеньку с землей. — Юльтиниэль недовольно фыркнула, услышав за своей спиной хихиканье Маришки, и, топнув босой ножкой, удалилась обратно в комнату. — Проследи, чтобы она не выходила из комнаты, и сама не выходи, лучше вообще на ключ дверь заприте, — тихо попросил я темноглазую девушку.

Маришка кивнула и захлопнула дверь.

Так. Дочка в относительной безопасности, теперь можно спуститься вниз и узнать, какая Хель приключилась, что я срочно понадобился самым важным шишкам деревушки.

— Отпусти его, — приказав Кверу, я быстрым шагом направился к лестнице.

Ледяной комок в груди только рос, словно намекая, что лучше, схватив вещи, просто сбежать от Хель подальше. Однако природное упрямство требовало во всем разобраться и немедленно поставить распустившуюся собственность на место. Никогда так не думал о подданных. Вот отец-тиран часто и обращался с ними именно как с мебелью. Одобрения это не вызывало ни у матушки, ни у старшего брата, и, когда он до срока встретился с Убийцей — все были только рады. Но вот теперь, ни Хель не понимая в происходящем, я четко знал — если не покажу, кто тут главный, совсем распустятся.

В нижнем зале трактира не обнаружилось ни души. Точнее, обнаружилась. Вышеупомянутая Тиска выпрыгнула на меня из-за барной стойки, вцепившись тоненькими ручками в рубаху.

— Господин, не ходите туда! Лучше через черный вход! — На меня уставились полубезумные серые глаза.

— Успокойся, милая, ничего они мне не сделают. — Попытавшись придать голосу больше уверенности, я невольно замешкался.

Кажется, все знали что-то крайне важное, что я успел благополучно проспать. Квер за спиной недовольно кашлянул, напоминая о своем присутствии.

— Не пристало герцогу, подобно крысе, бежать. Может, там ничего страшного-то и нет, — философски заметил я, толкнув плечом входную дверь — опять привет из юности, еще бы сапогом ее пнул… Однако додумать мысль я не успел, увидев, что творится на улице…

Деревня в полном составе собралась на небольшом пятачке перед трактиром. Я увидел и суровые лица мужчин, и любопытные мордашки молоденьких девушек, настороженных детей. Впереди, то есть ближе всего к входной двери трактира, стояли староста деревни — плотный миловидный мужчина — и святой отец — также нестарый мужчина с удивительно живыми серыми глазами, сейчас в его взгляде легко читались угроза и гнев.

А вот за ними возвышался наскоро сколоченный помост, на котором обычно казнили обвиненных в служении Хель. Рядом с помостом валялась груда доспехов, бывшая когда-то Роландом. Как там Юльтиниэль любила говорить? Ой? Так вот… ой-ой-ой… надо было послушать служанку и тихо убраться через черный ход, прихватив и дочку с Маришкой. А то, думается мне, сейчас добрые крестьяне попробуют изготовить удивительно вкусное блюдо под названием «Жаркое из герцога». Или удастся разойтись с миром?

Сделав вид, что не понимаю, что тут к чему, я шагнул навстречу священнику и старосте деревни. Дар на груди чуть-чуть нагрелся, словно кто-то его положил на растопленную печь. Вообще-то небольшой крест с серединой в форме ромба, заключенный в правильный круг, — знак Пресветлой Алив — изначально было положено носить только священнослужителям. Но после того как несколько столетий назад доказали — нечисть не может вынести прикосновения этого знака, император подписал указ о том, что каждый добросовестный светловерец обязан носить на шее маленькую копию дара. В противном случае его могут подвергнуть ряду неприятных проверок, а то и вовсе сжечь без суда и следствия.

— Доброе утро, господа! Что же заставило вас просить милейшего хозяина трактира будить своего господина столь грубым способом, отрывая от изумительных сновидений? — вопросил я, чуть хмуря брови, но при этом улыбаясь самой доброжелательной улыбкой, которая только отыскалась в моем арсенале гримас.

— И вам доброе утро, ваша светлость, — осторожно откликнулся староста, явно ожидая от меня какой-то другой реакции на этот фарс. — Приносим извинения, но нам срочно потребовалась ваша помощь, — признался он, потупив взор, словно нецелованный парнишка.

— Помощь? Тогда все понятно! Никаких извинений не нужно! Я с большим удовольствием помогу вам в меру своих возможностей, ибо долг любого господина — делать все возможное, чтобы люди и нелюди на его землях богатели, не зная ни тревог, ни бед.

Видимо, врал я так вдохновенно, что даже у святого отца прояснилось лицо, а в его глазах осталось лишь благожелательное спокойствие. Простой люд тоже заулыбался. Фух… кажись, беда начала обходить стороной.

— Благодарствуем, ваша светлость. — Святой отец кивнул на груду доспехов. — Именно эта проблема заставила нас так невежливо разбудить вас. Вероятно, вы узнали в этом нашего рыцаря?

Я внимательно оглядел груду металлолома — а ну как подделку какую-нибудь подсунули? Но это точно был Роланд, только, снимая наложенное дочкой заклятие, кто-то сильно перестарался, превратив хороший рабочий материал в кучу бесполезных железяк.

— Да, я узнаю его, — тут врать не имело смысла, лучше постараться поскорее узнать, к чему же ведет святой отец, — хотя вчера он был более… работоспособным…

— Все верно. — На лице святого отца, имени которого я не знал, промелькнула снисходительная улыбка.

Все ясно. Заклинание снимал он. Пресветлая мать дает своим служителям силу развеивать магию. Слава Алив — не всю — и лишь в небольших количествах, но все-таки не всегда с уверенностью можно утверждать, что из поединка священник-маг победителем выйдет второй.

— Видите ли, мне пришлось развеять держащую его магию, так как она оказалась черной. Видимо, не обошлось без внимания Убийцы Хель. Люди сказали, что эти доспехи сопровождали вас… Так ли это, ваша светлость? — Взгляд священника опять потяжелел.

Время на раздумья катастрофически не хватало. Нужно было загнуть какую-нибудь бессодержательную фразу, но на ум не приходило ничего. Плохо. Значит, ответим правду. Вдруг Пресветлая мать отметит это у себя и все разрешится в лучшем варианте?

— Да, он сопровождал нас, но я не знал о черной магии. Видите ли, моих способностей не хватает на то, чтобы различать цвет силы.