Ольга Болдырева - Доля отцовская

Я же сидел все в том же кресле (а не пристроить ли мне его на лошадь, дабы и путь провести с комфортом?) и выступал в роли змея-искусителя.

— Квер, я прекрасно понимаю твое желание отказаться, даже несмотря на то что тебе это может грозить понижением и очень большими неприятностями. Но подумай, как только мы достигнем столицы, я не задержу тебя ни на один лишний день. А сколько можно накупить всякой всячины для твоей дорогой Лиры? Я даже готов оплатить какое-нибудь платье. Или подарок на свадьбу.

Квер недоверчиво смотрел на меня и медленно поддавался, представив, как будет радоваться его милая невеста сувенирам из далекой прекрасной столицы. Что там всего несколько недель? Да пустяки. К свадьбе он успеет. Юльтиниэль с Маришкой, конечно, будут проказничать, но обе знакомы с Лирой и вряд ли лишат ее жениха методом умерщвления или доведения оного до сумасшествия. К тому же я хоть и был добрым со слугами, злить меня лишний раз не хотелось никому. И мне чуток вредности от бабки передалось. Есть чем гордиться!

— Как скажете, господин. — Наконец Квер понимающе кивнул. — Кого мне из ребят с собой брать? И кого поставить над стражей?

— Никого брать не надо. Мы с тобой вдвоем небольшого отряда стоим, — улыбнулся я, заодно и лейтенанта похвалил, чтобы точно не увильнул от службы. Вообще-то парень находился в звании старшего лейтенанта, но я привык его сокращать и надеялся, что Квер за это на меня не обижался. — А вместо себя поставишь кого сочтешь нужным. Как уедем, тут сразу спокойно станет. Так что ребята пусть отдыхают. Главное, чтобы в деревне никаких безобразий не проморгали. Понял?

— Да, господин. Прикажете идти собираться?

— Иди, быстренько найди замену и до завтра можешь побыть дома. Но с утра чтобы явился трезвым и собранным минута в минуту.

— Обижаете, господин. — Квер отдал честь и строевым шагом вышел из комнаты.

А действительно, почему бы не взять с собой отряд? Чем знатнее особа, тем большее количество людей ее должны окружать. Вот только неправильный я герцог. Как подумаю о том, что все станут почтительно расступаться на тракте и как масляно будут блестеть глазки толстых трактирщиков при нашем появлении, сразу стукнуть кого-нибудь хочется. А ведь со знати они дерут в три раза больше, чем с обычных путников. Опять-таки Юльтиниэль скандал закатит, что, мол, к ней в комнату кто-то подглядывает. Над парнями поиздеваться решит. Разбойники зашевелятся, как границы моего герцогства пересечем…

На четырех путников внимания мало кто обратит, если наемниками представиться. Можно срезать за речкой Тиной, которая у Хелиных топей протекает, там тропка небольшая, отряд не проедет, а несколько человек, держа в поводу коней, пройдут запросто. В общем, считайте это моей прихотью и упрямством. Не возьму отряд, и все! Герцог я или не герцог, в конце концов?!

Еще об одной причине, почему я решил взять из гвардейцев только лейтенанта, пока стоило молчать.

За Квером через несколько минут в комнату прошмыгнул Тонио, святой отец. Кругленький добродушный мужчина с печальным взглядом и седенькой редкой бородкой. Хотя по моим словам до этого можно было подумать, что Тонио-фанатик, который придирается ко всему по различным пустякам, святой отец был очень добрым и рассудительным человеком. Так что к его доводам и идеям все всегда прислушивались очень внимательно. Просто так он бы ничего болтать не стал. К тому же Тонио был моим хорошим другом.

— Добро тебе, герцог. Алив Пресветлая обещает завтра прекрасный день и свое расположение. — Он привычно поздоровался и попросил разрешения присесть.

— И тебе добро, — согласился я, предлагая Тонио отвар, травы для которого поставляли иномирцы, живущие на юге империи.

— Оррен, я слышал, что ты решил отправить девочку в столицу? — тут же без предисловий начал он. — Хорошее решение.

— Спасибо. Не нравятся мне твои разговоры про метку. Очень не нравятся, — признался я. — Хотя, казалось бы, эльфийская кровь должна полностью исключить твои предположения. Но если говоришь, тянуть нельзя. А в столице уж точно скажут — магия это шалит или Хель попутала.

Тонио отпил чуть-чуть горячего отвара и с минуту молчал.

— Ты, Оррен, никогда не видел, как у Юльтиниэль взгляд меняется, когда девочка колдует? Посмотри как-нибудь. Не светлая это магия и даже не черная. Прости, но я пришел просить у тебя позволения отправить письмо в орден. Ты же знаешь, ничего плохого они не сделают, а если ошибся я на старости лет, так лучше уж перестраховаться.

Взгляд Тонио стал совсем-совсем печальным. Ему ведь самому эта идея не нравится, но долг обязывает. Да и мне противиться ни к чему. Наоборот, чем скрываться да трястись, лучше сразу все подозрения снять. Глядишь, Алив Пресветлая и отметит это у себя.

— Пиши, — не раздумывая, разрешил я.

— Спасибо, Оррен. Я помолюсь Алив, чтобы все оказалось не так, как я думаю.

— Тебе спасибо, Тонио. Сам письмо отправишь или с нами передашь?

— Сам отправлю, с вестником.

Святой отец отставил чашку с недопитым отваром на столик и, перекрестив меня, быстро вышел из комнаты, оставив наедине с совершенно безрадостными мыслями. Переведя взгляд за окно, я понял, что только-только миновал полдень. Времени для сборов оставалось еще достаточно, однако рассиживаться я как-то не привык, особенно занятый такими мыслями, — вот только плохого настроения мне сегодня не хватало.

И так невесело, а перспектива ходить по коридорам мрачным-мрачным, будто туча грозовая, распугивая слуг, мне не нравилась. Без того все пуганые — шестнадцать лет мучились с нелюдимым, вечно хмурым господином. Да и считается плохой приметой — хандрить перед поездкой, сомневаясь в ее надобности, тогда точно все не заладится. Алив не любит неуверенных людей. И пусть она уже давно не сходила в мир, не стоило думать, будто Пресветлая мать совсем перестала наблюдать за своими подопечными. Хитрая же Хель любит запутывать тропы, словно шелковые нити, и зачастую человеку не под силу распутать клубок собственной жизни в одиночку.

Так что для приличия покряхтев, я поднялся из кресла и направился в свои покои паковать необходимые вещи. И судя по тому, что я собрал, похоже, мне тоже придется просить у Пака заклинание.

Стоило только выйти из комнаты, аккуратно прикрыв за собой двери, как замок ощутимо тряхануло. С потолка посыпалась штукатурка, а те самые заботливо прикрытые двери перекосило. Похоже, Матвевна таки попыталась забрать у «дракона» его золотишко. Проверить, что ли, не убило ли нянечку? Все равно комнаты дочурки по дороге.

Мимо прошмыгнула бледная худая женщина. Горничная, кажется, та самая Илиз. Светлые кудри растрепались от бега — видимо, тоже переживает за нянечку, свою приемную мать. Меня она даже не заметила, странная женщина. В общем-то про Илиз у нас ходит много легенд. В юности она была первой красавицей в герцогстве, говорят, чуть за дворянина замуж не выскочила, да спуталась не с кем-нибудь, а с вампиром. Его крестьяне ранили, а она у себя утаила да выходила. Тот, выздоровев, сразу исчез, а у нее, как и полагается, через девять месяцев появилась дочка. Илиз же начала медленно чахнуть. Сейчас от когда-то наипрекраснейшей женщины осталась лишь бледная тень.