Мария Быкова - Путь к золотому дракону

Что со мной такое происходит?!

И был подпункт второй. Ладно я, которая почитай что год прожила в одной комнате с Полин, — кто его знает, вдруг нелогичность передается воздушно-капельным путем? Но Рихтер, логичный и рациональный уже по праву рождения, боевой маг и весьма неплохой эмпат, — он-то ведь услышал тот же зов, что и я!

Сигурд поскользнулся на мокрой траве, но мгновенно восстановил равновесие.

— Мрыс эт веллер! — тихо пробормотал он.

Я увидела, как вздрогнул шедший передо мной Эгмонт, — и вспомнила то звено, которое выпало из моих нынешних рассуждений. Ночь двадцать девятого снежня; сон, что являлся мне каждые четыре года. Там нас тоже было трое. И третьим был именно волкодлак.

Шаткая основа? О да, разумеется. Но магия сама по себе есть материя очень зыбкая. Особенно если иметь в виду нечто большее, нежели графики и чертежи, которые предлагают студентам первого курса.

Тут под ногу мне подвернулся камень, я чуть не упала и прекратила философствовать. Сделано то, что сделано. Я твердо знаю, что иначе поступить невозможно. Кем бы ни был Сигурд, он часть меня. Как и Рихтер, кстати.

Я подумала о волкодлаке, потом подумала еще раз — и в какой-то миг мироздание чуть-чуть провернулось вокруг своей оси. Первыми появились запахи, четкие и яркие, как рисунок тушью на белой эльфийской бумаге. Потом мир раскрылся, будто раковина, впуская меня внутрь. Я шла по земле и твердо знала, что она живая. Мои боги, о которых прежде я задумывалась исключительно в риторическом смысле, вдруг перестали быть отвлеченными категориями: я смотрела на небо и знала не менее твердо, что там, за облаками, меж синей небесной травы, ходит Старый Волк, отец всего живого, и никому не дано укрыться от его взгляда. И еще я ощутила тихую тоску, похожую на боль от почти зажившей раны. Туда, на северо-восток, в город, окруженный деревянной стеной!..

Как давно я там не был…

Это продолжалось не более мгновения. Я выскользнула оттуда обратно в себя, и все сделалось прежним. Запахи пропали, зато вернулись цвета. Интересно, почему я не заметила, как они исчезли?

Значит, вот так видят мир волкодлаки…

Мне потребовалось около минуты, чтобы прийти в себя. За это время мы спустились-таки с холма, а тропинка окончательно потерялась среди травы. Эгмонт, однако, шел по-прежнему целенаправленно.

Дождь потихоньку сошел на нет, но над Межинградом все еще погромыхивало. Я поправила сползающую куртку, вспомнила, что у меня в сумке лежит мой собственный плащ, и обозвала себя нехорошим гномийским словом. Но про экскурсы в языкознание Рихтеру было знать совсем необязательно — отдал так отдал, теперь-то что? — и я спросила совсем о другом:

— Магистр Рихтер, а долго нам еще идти?

— Нет, — не оборачиваясь, ответил он. — У вас при себе много талисманов?

Я честно попыталась вспомнить и сосчитать.

— Не очень, а что?

— Ничего. Так сложнее, но…

Я с минуту подождала объяснений, потом поняла, что их не предвидится. Ну и ладно, не слишком-то и хотелось. Я и без того была полна информацией, как стакан — молоком. Да, и есть мне тоже хотелось, не без этого.

Прошло еще минут семь или десять. Мысль о еде, единожды посетив мою голову, категорически не пожелала ее покинуть. Походило на то, что она обосновалась там всерьез и надолго. До ближайшей кормежки, скажем так. Ну что это такое, почти обиделась я, — нормальные люди, сбегая из ковенской тюрьмы, не думают… по крайней мере, не полагается им думать о том, где бы чего сожрать! Думать им полагается о врагах, которым только что прищемили хвост, о друзьях, которые прищемят оную деталь организма кому угодно, и о том, как бы к тебе самому не подступились в недобрый час с прищепкой.

На прищепках хозяйственные гномки вывешивают белье. Во дворе. Во двор выходит дверь — с кухни. А на кухне у хозяйственной гномки (читай: всякой женщины гномского племени) всегда есть какая-нибудь еда…

Я не хочу есть. Совсем не хочу. Совсем-совсем. Ой, это не я…

Мой внутренний монолог начинал принимать несколько угрожающую форму, когда трава вдруг расступилась. Перед нами открылось нечто вроде поляны — огромная площадка, которую я сначала приняла за вытоптанную. Присмотревшись же, я хотела было тихонько присвистнуть, но вовремя спохватилась. В этом месте не стоило свистеть — равно как и издавать все прочие чрезмерно человеческие звуки [1] К человеческим звукам, т. е. присущим исключительно человеку (здесь термин употребляется в широком смысле и противопоставляется термину «фэйри», «существо»), фэйриведение традиционно причисляет смех, плач, свист, сонное дыхание и нецензурную брань. Вопрос спорный, ибо иные фэйри могут и смеяться, и плакать, но опыт показал: ученые, принимавшие эту классификацию близко к сердцу, как-то чаще возвращаются из командировок. .

Здесь росли цветы. Только цветы, и ничего более. Большей частью они были совсем мелкие, вроде варвакчи или незабудок — только незабудки всегда голубые, а эти были зелеными, яростно-изумрудными, как эльфийский государственный флаг. Но эльфы здесь совершено ни при чем.

Летний Круг; место, на котором еще недавно танцевали фэйри.

Мягко скажем, опасная территория.

— Ага, — удовлетворенно сказал Рихтер. — Я не ошибся. Яльга, не вздумайте сейчас колдовать. Сигурд, у тебя магии нет?

— Нет, — коротко подтвердил оборотень. На Круг он тоже смотрел без особого энтузиазма, и я сделала вывод: элементарные представления об опасности совпадают почти у всех народов. — Только Кольца — место чужое, у нас это любой волчонок знает.

— Я тоже знаю, хоть я и не волчонок. — Эгмонт снял с шеи какой-то талисман на длинной цепочке и, не целясь, зашвырнул его в центр Круга. Тот беззвучно скрылся под цветами. — Яльга, у вас, если я не ошибаюсь, метки при себе нет?

— А что это такое?

— Значит, нет, — заключил он. — В таком случае отойдите на пару шагов. И ради всех богов, не лезьте под руку.

Я послушалась. Маг тем временем достал из кармана кусочек пергамента; он держал его в правой руке, а левой очень медленно и осторожно выплетал какие-то знаки. На второй минуте я поняла, что он делает, — и почти сразу же на земле слабо засияли контуры телепорта. Зеленые, разумеется; значит, простой, без подвохов. Но почему тогда так медленно? Будто адепт на практикуме…

Еще и со шпаргалкой сверяется.

Эгмонт создавал телепорт как минимум пять минут. Для боевого мага, способного почти мгновенно переместиться за сотни верст, это был невероятно длинный срок. Наконец он сделал завершающий жест и сунул пергамент обратно в карман.

— Заходите, — скомандовал магистр и непонятно добавил: — Мрыс эт веллер…

Нас выбросило из телепорта прямо в воду — на мое счастье, там было неглубоко, а вымокнуть мы и без того успели. Течение, правда, было довольно сильное, но здесь ярко светила луна, и впереди виднелся берег, отлого поднимавшийся над рекой.