Ольга Лукас - Тринадцатая редакция. Модель событий

— Алик — не размазня. Он умный, интересный, но очень несчастный. Только я с ним не справляюсь.

— Слушай, вот и я не справляюсь! Может — обмен? И шефу ничего не скажем? Кстати, ну так, прикола ради, ты не знаешь, где мы с тобой оказались?

Если устроить соревнование по спортивному дезориентированию «Кто первый заблудится в знакомом городе», то Шурик и Виталик дадут всем остальным фору, а если они объединятся в команду, то их и вовсе придётся снять с соревнований: и так ясно, что эти парни победят, то есть заблудятся через минуту после того, как будет объявлен старт.

Погрузившись в обсуждение своих непростых клиентов, эти двое отклонились от знакомого маршрута и неожиданно оказались неизвестно где.

— Это, может быть, Лиговка? — осторожно предположил Шурик, опасливо глядя по сторонам.

— Фиговка! Без малейшего понятия. Может, и Весёлый Посёлок.

— Я думал, ты меня ведёшь.

— А я думал, ты — меня.

В панике друзья завернули за угол, пробежали пару сотен метров по внезапно опустевшему переулку, и вдруг — о чудо — увидели людей, вооружённых картой города!

— Помогите нам, дяденьки, мы заблудились! — жалобно, почти хором, воскликнули мунги и, сбрасывая на ходу защиту, обгоняя друг друга и оскальзываясь на молодом льду, побежали навстречу чудесным незнакомцам.

Обладатели спасительной карты оказались итальянскими туристами, но благодаря великому могучему упрощённому английскому языку, хорошо подвешенному у всех участников беседы, добрые иностранцы быстро поняли, в чём дело, и показали дорогу бестолковым местным жителям.

На прощание Виталик бодро помахал им рукой и брякнул, что, мол, если будете у нас в Киеве — непременно разыщите нас, уж мы-то вам устроим экскурсию.

— Это чтобы не опозорить родной город, — пояснил он оторопевшему Шурику.

Они завернули за угол и тут же увидели подворотню, ведущую в Мёртвого Хозяина Двор. Кодовый замок, некогда «исправленный» народным умельцем (предположительно — самим Виталиком), по-прежнему откликался на любые цифры. Виталик дьявольски шмыгнул носом и трижды нажал на цифру «6». Калитка со скрежетом распахнулась.

— Сухари записала?

— Два раза уже!

— Гречу?

— Да у нас три мешка. Зато овсяные хлопья почти закончились.

— Вот. Пиши хлопья. А мыло?

— Так мы же порошка вчера купили.

— Да не хозяйственное, а детское. Ну чтоб есть.

Галина Гусева любит — по старой крысиной привычке — погрызть что-нибудь несъедобное, с точки зрения обычного человека: свечной огарок там, мыло (без ароматических добавок), масляную массажную плитку. Марина предпочитает сухари и семечки, но слабости старшей сестры уважает и даже, можно сказать, потакает им.

По утрам боевые старушки, совсем как обычные бабушки, составляют список покупок, которые надо сделать по пути с работы. Правда, обычные бабушки на работу, как правило, не ходят. А если и ходят — то не для того, чтобы убивать там людей. Хотя много ли мы знаем про обычных бабушек? Приглядитесь к ним на улице: возможно, они собираются захватить власть над миром.

Несколько дней назад сёстры Гусевы заволновались: в городе как будто пахло негодяями Колей и Мишей. А временами и проклятым Студентом. «Нюх теряю, старая становлюсь, скоро сдохну и улечу неизвестно куда», — мрачно думала Галина. «Излишняя подозрительность — первый признак возрастных изменений как у крысы, так и у человека», — размышляла тем временем Марина. Словом, не слишком радостное было у них настроение. Всем коллегам довелось испытать его на себе, и даже московскому пиардиректору, Лёвиному непосредственному начальнику, перепало немного любви и ласки.

Однако вчера вечером всё разъяснилось: в городе действительно снова появились шемоборы второй ступени. Сразу двое.

— Знаешь, а я троих почуяла, — призналась Марина.

— Я тоже. Тех двух гадов, которых вроде выгнали. И Студента ещё.

— Вот-вот. Выгнали-то их выгнали. А может, и не выгнали. Пока не увидим — не поймём.

В самом деле, кто их, шемоборов, разберёт, вдруг у них положено особым образом награждать всякого, кто нарушит законы мирового равновесия? Трофим Парфёнович, конечно, знает гораздо больше, чем простые Бойцы, но как бы ни был он мудр, а всё-таки он — мунг, и думает он, как мунг, а вовсе не как шемобор.

Марина с Галиной были единственными сотрудниками Тринадцатой редакции, не знавшими, что их ждёт после смерти. Если все остальные познали радость общения с Кастором и Трофимом Парфёновичем и на их примере увидели, что отдыха не предвидится даже на том свете, то с сёстрами Гусевыми всё было несколько сложнее. Никто не мог предсказать заранее, на какой именно «тот» свет они попадут и будет ли он действительно тот, который им нужен, тот, на котором они снова встретят всех своих коллег, теперь уже перепрыгнувших на следующую ступень. Может статься, что они, по праву рождения, отправятся вслед за всеми крысами этого мира и там останутся навсегда или на бесконечно долгое время. А если и не останутся, то вновь родятся крысами, может быть, декоративными, а может, и уличными, но — и в этом заключается особый ужас — начисто забудут о том, что они когда-то были людьми.

Сёстры Гусевы, как и все прочие Бойцы, не боялись смерти. Причём не боялись её демонстративно, отчаянно, потому что в их случае смерть действительно могла стать окончанием всего. Была, конечно, малюсенькая надежда на то, что в крысиный ад отправятся — по заслугам своим — изгнанные из шемоборов Коля и Миша, но теперь и эта надежда исчезла: два шемобора второй ступени — это наверняка они и есть. А значит, их простили и пустили обратно, ну а они, по гнилой своей сущности, явились не запылились, чтобы посмеяться над жертвами своего чудовищного эксперимента. И тогда выходит, что Марине с Галиной просто жизненно необходимо изловить и уничтожить хотя бы проклятого Студента. Не для того, чтобы украсть его человечью смерть — одну судьбу на двоих не поделишь, как ни пытайся. А для того, чтобы, умирая, знать и чуять: хотя бы один должок оплатить удалось. Кровью конечно же — деньгами ведь сыт не будешь, даже засаленными, бумажными. Невкусные они, эти деньги: Галина с Мариной пробовали, и поняли, что лучше менять эти бумажки на сухари, зерно и стеариновые свечки. Ну и на более забористые вещества — тоже.

В приёмной было тепло и уютно. Пахло свежесваренным кофе и липовым цветом, хотя погода на улице, мягко говоря, не располагала к цветению лип, да и лип поблизости не было. Виталик и Шурик принюхались и направились к стоящим в углу вешалкам, чтобы поскорее снять с себя верхнюю одежду.

— Надо же, и ты сегодня рано подорвался! — улыбнулась Шурику Наташа.

— И я! — заявил о себе Виталик. — Я тоже, между прочим, подорвался сегодня рано.