Питер Дэвид - Сэр Невпопад из Ниоткуда

— Его имя, — хрипло потребовал я. — Догадался ли кто-нибудь из вас узнать, как его зовут, чтобы я мог его отыскать?

— Нет. Но она, прежде чем умереть, успела его пометить, будь здоров как! По этим отметинам ты его сразу узнаешь!

— Что вы имеете в виду? — недоуменно спросил Тэсит.

Астел растопырила пальцы правой руки и, слегка их согнув, сделала вид, что кого-то царапает. Я сразу все понял. Ногти у моей матери были на удивление длинные и крепкие, она их любовно подпиливала и всегда за ними очень следила. И коли она решила воспользоваться ими как оружием — что ж, горе тому, против кого оно было обращено! Лично я не желал бы оказаться на его месте. Я скользнул глазами по ее мертвой ладони. Да, вот они, пятна крови на кончиках пальцев, ошметки чьей-то кожи под острыми ногтями. Она оставила на лице своего убийцы вечное, несмываемое клеймо, несколько глубоких шрамов…

Своего убийцы…

В душе у меня стала закипать ярость. Я протянул руку к мертвому лицу моей матери и закрыл ей глаза.

Прошелся взад-вперед по комнате. Надо было что-то предпринять.

Должен вам заметить, что в тот момент я меньше всего на свете думал о справедливости и чести, у меня и в мыслях не было рассчитывать на защиту закона и тому подобное. Я слишком рано и слишком хорошо узнал, как жесток и несправедлив мир вокруг меня.

Маделайн до последней своей минуты оставалась единственным живым существом на всем белом свете, которое целиком и полностью принадлежало мне. Она была моей матерью, которую я на свой лад любил, которой сострадал, в которой нуждался. Наверняка в огромном нашем мире существовали более достойные особы женского пола, но они не имели ко мне никакого отношения. Маделайн, трактирная шлюха, являлась тем немногим, чем я располагал на земле. И вот какой-то бродяга походя лишил меня даже этой малости. Он, ублюдок, распорядился тем, на что не имел никаких прав.

— Можешь мне его описать? — спросил я.

— Высокий, — всхлипнула Астел. — Очень даже. Пожалуй, на две головы выше тебя. И здоров, как бык. Ну, в кости очень широк. Такой и пятерых шутя одолеет. А может, и десятерых, как знать…

Я внутренне содрогнулся, но даже виду не подал, что испуган. Астел же заговорила торопливо и сбивчиво, с необыкновенной горячностью:

— Пообещай мне, что отыщешь его… Отыщешь и прикончишь за то, что он с ней сделал! Скажи, что отомстишь за нее!

— Я лучше найду его мать и ее убью.

— Постой-ка! — живо отозвался Тэсит. Мы с Астел оба вздрогнули, потому как успели уже позабыть о его присутствии. — Ты не можешь так поступить!

— Еще как могу! — возразил я с кривой ухмылкой. — Уж не ты ли меня остановишь?

— Ты что же, всерьез замышляешь убить женщину, которая ни в чем перед тобой не виновата?

— Но этот мерзавец ведь именно так и поступил! — Я кивком указал на мертвую Маделайн.

— Но даже это не дает тебе права… Послушай, если ты его решил предать смерти, это одно дело, но…

— Да еще какое! — подхватил я. — Чистой воды самоубийство! Ты ведь слыхал, каков он из себя. Он меня в порошок сотрет, этот сукин сын.

— По, — медленно произнес Тэсит, — ты не должен даже помышлять о подобном. О том, чтобы убить ни в чем не повинную женщину в отместку за то зло, какое тебе причинил ее сын.

— Так что же мне, по-твоему, делать?

— Не тебе. Нам. Мы вдвоем этим займемся. Сперва его отыщем, а после найдем способ отомстить ему за твою мать.

— Но ты-то здесь при чем? — удивился я. — Зачем тебе в это впутываться? Это вовсе не твоя забота.

— То есть как это — не моя? Ты ведь мне друг!

Я взглянул на тело матери, которое Астел как раз укрывала простыней, и сквозь зубы пробормотал:

— Почему, хотел бы я знать, ты без этого просто не можешь?

— Без чего? Что ты имеешь в виду?

Снаружи раздался оглушительный раскат грома. Этот звук, а также самоуверенность, звучавшая в словах Тэсита, неожиданно пробудили мою давно дремавшую ярость, они дали выход чувствам, которые я долго таил под спудом.

— Почему тебе вечно надо изображать из себя героя? — выпалил я. — Почему у тебя всегда и на все готов ответ? Что и кому ты стремишься доказать?

— Доказать? — пожал плечами Тэсит. — Вот уж чего у меня и в мыслях никогда…

— Было, черт возьми! — вне себя от злости взревел я. — В мыслях у тебя было и есть только одно это! Вечно ты пытаешься доказать всем и каждому, насколько ты лучше меня! Благороднее, храбрее! Тэсит, который передвигается с грацией единорога! Тэсит, в груди которого бьется сердце грифона! Благородный наш разбойник, пекущийся о том, чтобы хоть немного помочь сирым и убогим, облегчить их тяжкую жизнь! Мне все это осточертело! И ты в первую очередь! Я сыт тобой по горло! Неужто же ты до сих пор этого не заметил? Неужели тебе это непонятно?

— По, — без тени раздражения произнес Тэсит, делая обеими руками умиротворяющий жест, — я тебя прекрасно понимаю и от души сочувствую твоему горю. И нисколько не сержусь, поверь. Тело твоей матери еще не остыло, а ее убийца — солдат могущественной армии…

— Вот-вот, — со злостью выкрикнул я. — Армии, против которой ты, без сомнения, готов сразиться в одиночку, лишь бы угодить другу! И разбить ее наголову — это тоже вполне в твоем духе! — Меня несло, и я уже не мог остановиться. — Черти б тебя побрали! Будь ты проклят! Будь прокляты все твои достоинства! Будь проклято твое превосходство надо мной, все то, что вызывает во мне злость и зависть!

— Невпопад, друг мой… — начал Тэсит.

— Я тебе больше не друг! — вскричал я. — Сколько раз мне надо это повторить, чтобы до тебя наконец дошло?! Я тебя терпеть не могу, ясно? Видеть не могу! Мне осточертело, что ты вечно маячишь у меня перед глазами, потому что в тебе есть все то, чего у меня никогда не будет! Я даже мечтать не смею о том, чтобы хоть в чем-то с тобой сравниться!

— Но мы ведь не соревнуемся друг с другом, По.

— Так учти, что это вот и есть самое худшее! Пойми же наконец, это ты со мной не соревнуешься! Ты такой ловкий, и замечательный, и безупречный во всех отношениях, черт побери! — Я весь взмок от напряжения, едкий пот, капая со лба, заливал мне глаза. Я отчаянно тер их ладонями, надеясь, что со стороны это не выглядит так, будто я плачу. Еще чего не хватало! — Ты был для меня всего лишь средством, орудием в достижении моих целей! Вот и все! — На лице Тэсита не дрогнул ни один мускул. Я подошел к нему вплотную. Мне ужасно захотелось его ударить. — Может, мне еще по буквам это произнести? Я тебя использовал! Для защиты, для того, чтобы многому у тебя научиться. Вот чему служили твой героизм и твое благородство. И теперь ты снова мне это навязываешь, чтобы, помочь, отомстить за мою мать, как будто она воскреснет, если я с твоей помощью швырну себя на растерзание чудовищу, которое ее убило! А хуже всего, что ты, поди, и от меня ждешь подвигов! Ты наверняка был бы готов так все рассчитать, чтобы именно моя рука нанесла смертельный удар этому мерзавцу! Ты у нас горазд на благородные жесты! Так провались ты со своим благородством! Ступай к чертям! Ясно? Ты наконец-то понял меня, Тэсит? Мне больше не надо повторять?!