Андрей Ильенков - Флудий & Кузьмич

– Однако, ты и завернул, Фёдор Фомич, – вновь встрял возбуждённый Кузьмич, – я даже чуть сигарку не проглотил. – Это что ж выходит: значит всяких там залётных марсиан как грязи кругом что ли? – Чудно! А я, старый пень, кумекал, что может на какой-нибудь абракадабре тьфу ты чёрт…альфа центавре вроде и мыкаются типа нас гуманоиды горемычные, ну или ещё где-нибудь и шабаш…

– Ну, ни то что бы их во Вселенной как селёдок в бочке, но хватает, – с горем пополам, уклонялся я от конкретики, сокрушаясь о начатом по собственной неосторожности разговоре.

– То-то в этом годе ёжиков развелось, – сыронизировал егерь, вновь многозначительно подмигнув мне весело улыбаясь, – куда не ступишь – везде колючки торчат, все сапоги в дырках и…

– Хорош, Кузьмич, – не смешно! – резко оборвал хихикающего егеря Ломакин. – А от нас они далеко, вы их лично видели?! – отчаянно, как на штурм крепости, в которой скрыты все тайны мира, тут же бросился на меня Ломакин с пылающим от жажды хоть капельки новой информации взором.

– Петь, не пытай ты меня, я и так вам больше чем имел права рассказал – вон спроси лучше у Кузьмича, он их печёнкой, похоже, чует,- кое-как отшутился я, зацепившись за иронию Кузьмича, как за соломинку, с тем, что б закрыть скользкую тему.

– И вы шутите… – как ребёнок расстроился Петя, – а я серьёзно спрашиваю…

– Почему это шучу…я, Петя, много чего на веку повидал, может и встречал марсианских каких, да только не разгадал их – сам слыхал, как маскируются, ироды, – невольно подыграл мне Кузьмич, окончательно впавший в весёлое расположения духа.

– Ладно, Петр, давай так: сегодня уже поздно, – я опять поглядел на часы, – а вот когда операцию закончим, я, может, вам ещё кое-что расскажу. – Так и быть – возьму на себя грех – нарушу инструкцию, будь она не ладна, – обнадёживая, успокаивал я товарища, чья помощь мне была ещё столь необходима, хотя об этом в тот момент я думал в последнюю очередь. – Ну как, такой расклад устроит?

– Ещё бы! – засиял счастливой улыбкой Ломакин.

– Только, чур, как договорились: пока я ещё не решил наверняка, что смогу вам ещё открыть и вообще решусь ли на должностное преступление. Это, братцы, не потому что я вам не доверяю, напротив – я впервые в своей жизни вижу таких честных, добросовестных, трудолюбивых и талантливых людей, чей дружбой искренне дорожу. Тут целый комплекс проблем от психологической устойчивости восприятия информации до нарушения устоявшихся причинно-следственных связей со всеми вытекающими и тому подобное. И потом, не всякие знания приносят радость удовлетворения ими, более того они зачастую не безопасны для их обладателя тем более такого свойства, ибо сказано в книге Екклизиаста: «Во многой мудрости много печали». Одним словом, чтоб потом, – без обид…скажу я вам что-либо или нет.

– Да какие там обиды, Фёдя, н е что что мы не понимаем: сами служили, – видимо почувствовав моё волнение и колебания, как всегда, вовремя и точно подобрал нужные слова мудрый Кузьмич.

– Вот и ладно, спасибо за понимание, друзья, ни секунды не сомневался в вас, – чувственно поблагодарил я свою команду.

– Это вам спасибо, Фёдор Фомич, – то, что вы нам рассказали, и так в голове еле укладывается, просто, сами знаете, всегда хочется побольше узнать…

– Согласен, Петь, но, как говорится, всему своё время, – окончательно утешил я молодой и ненасытный до знаний талант.

– Ну, тогда по домам, ребятушки, сил набираться, – подытожил Кузьмич и мы, распрощавшись с Ломакиным, вышли за ворота кузницы, где во всю земную красоту благоухал чудесным вечером август – самый щедрый на сияние, столь дорогих мне, но временно не досягаемых звёзд месяц в России.

Я невольно обратился взглядом к темнеющему небу, где мириадами всею палитрой цветов спектра проступали огоньки божественных, светил от бесконечного и величественного масштаба которых захватывало дух, и стыла кровь.

– И не говори… – как-то обречённо вздохнул Кузьмич, откликнувшись на моё красноречивое молчание, также задрав голову в безуспешной попытке взглядом объять необъятное, – страсть сколько всего Господь наворотил…

– Факт, Иван Кузьмич, – вышел я из оцепенения бесконечной красоты и с волнением поглядел на часы, боясь опоздать к своей земной тайной мечте.

– Ну, пойдём, что ли к дому…на звёзды хоть всю жизнь смотри – один чёрт ничего не выглядишь в такой бездне, лучше по стопочке харловки с устатку тяпнем и то пользы больше, – по-отцовски, утешил меня практичный егерь.

– Нет, Кузьмич, извини, я – пас, а, то что-то привыкать начал, надо от греха паузу взять…да и кое-чего обдумать надо, у вас тут такая благодать, что новые идеи, как на дрожжах попёрли, – пытался я мягко и без особых подозрений увильнуть от ставшего уже традиционным маршрута: кузница – дом Кузьмича – ужин под рюмочку – пустой сон -похмелье – кузница.

– Хозяин-барин, – несколько расстроился егерь, – а то оставайся насовсем коли так хорошо у нас мысли родятся: хочешь у меня живи, а нет – свой дом ставь – всем миром поможем.

– Спасибо, дружище, я обязательно подумаю, – неуверенно топтался я на месте, торопливо формулируя главный для себя вопрос.

– Думай, Фёдор Иванович, думай, не пожалеешь…

– Слушай, Кузьмич, – наконец решился я, – а как мне до пристани пройти? – как бы невзначай спросил я.

– Чего это ты, вдруг, да ещё на ночь глядя, – удивился он.

– Я ж говорю: подумать надо, ну, и заодно места оглядеть, а то даже Волги не видел.

– Так не видать не рожна, на зорьке-то всяко лучше…

– Не скажи… глянь звезды как разгораются, да и Луна как прожектор светит – так даже сюрреалистичней будет, – ляпнул я не к селу ни к городу.

– А…, – махнул он рукой, – вас городских не поймешь…и вообще странный ты нынче, вон с часов глаз не сводишь – небось свидание…, а то сю…р…ризм какой-то выдумал…и когда только успевают? – пробурчал по-стариковски егерь, по привычке хитро прищуриваясь.

– Да нет…, что ты…просто…природа…вода, всё такое… – невразумительно замямлил я, краснея, как школьник, которого учитель застукал со шпаргалкой, благо, что в наступающих сумерках изменяющийся цвет моего лица было не разглядеть.

– Ну-ну, – покровительственно усмехнулся он, – ладно…не тушуйся – дело молодое, – и подробно рассказал, как дойти до вожделенной пристани.

Сердечно поблагодарив Кузьмича и простившись с ним, мы разошлись в противоположные стороны, как в море корабли. Я уже не стал мучить и угнетать себя безответным вопросом: откуда егерь всё насквозь видит и знает, так как любовь вновь наполняла мои паруса надежды, и я нёсся по упругим волнам настоящего в неведомое, но столь страстно алкаемое мною будущее.