Елена Никитина - Огненный путь Саламандры

— Что ты вообще знаешь о моем сыне?! — взорвался владыка. — Он истинный наследник Царства Гор, для которого на первом месте стоят интересы государства, а потом уже личные симпатии и антипатии. Он и женился-то только из-за государственной необходимости. А когда Полоз сам станет владыкой, то будет беспристрастным и мудрым правителем, потому что…

— Его сердце — лед, — закончил за него Змей. — Ему будет наплевать на судьбы людей и прочих подданных. Он будет отправлять на плаху только по государственным соображениям, безличной заинтересованности. Государство требует, страна желает, а мне ничего от вас не надо, я к вам вообще ничего не чувствую. Так, что ли? Политика, ничего личного. Где ты тут видишь мудрость? Правитель должен быть живым и чувствующим, а не замороженной сосулькой.

— Ну знаешь… — возмущенно возразил владыка. — Это как-никак политика, а не увеселительные посиделки.

— Что-то я не заметил, чтобы ты в свое время женился, руководствуясь исключительно политическими соображениями.

А вот это уже был удар ниже пояса. Влад тогда действительно потерял голову, влюбившись до беспамятства в простую деревенскую девушку, на которой Змей сам собирался жениться, и увел ее прямо за пару дней до свадьбы. Селена была не просто хороша собой, она была совершенством, верхом изящества, грации, красоты, чувственности, но, к сожалению, всего лишь обычным человеком. Это была любовь с первого взгляда, с первого вздоха, с первого… в общем, неважно чего еще. И Владу было наплевать на общественное мнение и политику вместе взятые, любовь захватила обоих целиком. Змей, его лучший друг, узнав о коварном предательстве, рвал и метал, пытался вызвать Влада на дуэль, слезно умолял Селену вернуться, но вмешалось очередное провидение — умер его отец, и Змей переключился на решение более насущных на тот момент вопросов о престолонаследовании, а потом на правах законного правителя перешел в состояние постоянной войны с Царством Гор. Их дружбе пришел конец. А Влад с Селеной прожили относительно короткую, но вполне счастливую жизнь, о которой владыка нисколько не жалел; у них был единственный сын, Полоз, унаследовавший дар деда, передающийся через поколение, — чувствовать золото, как бы глубоко под землей оно ни скрывалось. Когда это было? Больше двухсот лет тому назад? И до сих пор владыка не мог ее забыть, несмотря на то что его жена состарилась у него на глазах, а когда поняла, что выглядит чуть ли не вдвое старше своего мужа, ушла. Навсегда. Он любил ее, по-настоящему любил, да и сейчас любит. Именно поэтому он и не хотел больше жениться, ему казалось, что тем самым он осквернит память о любимой женщине, однако есть вещи, над которыми никто не властен, и жизнь берет свое.

— Что молчишь? — прервал его тягостные размышления Змей. — Вон как тебя от одних воспоминаний скрутило, а сыну ерунду какую-то в голову вбиваешь, что чувства не для правителей. Чушь, и ты это прекрасно знаешь! Я, когда твоего сына увидел, пожалел, что согласился на этот брак, у него глаза как у снежной королевы, ледяные, у тебя таких никогда не было. Была бы моя воля, расторгнул бы помолвку, не задумываясь. Моя дочь — живая и достойна лучшей участи, чем всю жизнь прозябать рядом…

— Замолчи! — Владыка вскочил, гневно сверкнув зелеными глазами и сжав кулаки. — Замолчи, или я…

— Что, не нравится правда? — сощурился Царь Долины.

— Это неправда!

— Да? Тогда докажи мне это.

Вызов. Змей бросает Владу вызов. Зачем? Чего он хочет добиться? Расторжения брака его сына со своей дочерью? Увы, это невозможно. Обручальное Кольцо Саламандры проснулось и оказалось у последнего потомка ИХ рода, а значит, этот брак не прихоть двух чокнутых царей, это предзнаменование свыше, воля богов, и его нельзя расторгнуть. Высшие силы никогда не потакают слабостям и желаниям простых смертных, у них есть более веские и грандиозные основания для проявления себя, и любой, кто нарушит их волю, будет жестоко наказан. Чтобы просто позлить его и снова развязать войну? Бессмысленно. Высказать все, что накопилось в душе за несколько столетий? Вряд ли.

А больше всего Влада задело, что Змей прав. Владыка действительно из самых благих побуждений старался внушить сыну, что простые смертные не для них, что политика несовместима с любовью, что государство должно стоять на первом месте. Но теперь холодность сына пугала его самого.

— Ломаешь голову, на кой хрен я тебе все это говорю? — проявил потрясающую прозорливость Змей Горыныч. — Подумай на досуге, а сейчас нам нужно забыть про свои личные обиды (потом вместе напьемся, если захочешь) и вплотную заняться спасением наших детей. У тебя есть какие-нибудь соображения?

Никогда не предполагала, что ни о чем не думать — это так сложно. Сначала я честно и добросовестно старалась очистить мозги от любого мало-мальски разумного шевеления, но каждый раз борьба оказывалась неравной и неизменно заканчивалась не в мою пользу. Но я проявляла завидное упорство снова и снова. Так хотелось не то чтобы все забыть, а просто навсегда избавиться от навязчивого призрака былого доверия, бессовестно преследующего меня денно и нощно. И имя этому приставучему гаду — жестокое разочарование.

Когда очередная попытка одержать победу над самой собой не увенчалась успехом, я поняла — это надо пережить, переварить в себе любой ценой. Пусть будет больно и страшно, пусть будет выворачивать наизнанку, но по-другому восстановить душевные силы, видно, не получится. Иначе я просто сойду с ума. Только вытащив наружу, обнажив все, что занозой жутко свербит в груди, можно попробовать смириться с неизбежным, постараться простить и продолжить жить дальше. И я отдалась во власть своих тяжелых переживаний с неизбежностью, присущей приговоренным к казни, ведь даже у них до последнего вздоха есть шанс на помилование или побег. Чувства и эмоции последних месяцев, недель, дней, до сих пор искусно прикрытые более насущной реальностью, теперь лавиной хлынули изо всех закоулков души и накрыли меня с головой.

Самое ужасное и больное… Фен… Мой горячо любимый брат и до недавнего момента самое близкое и родное мне существо в мире. Я так доверяла тебе, так верила в твою безоговорочную преданность и рассчитывала на твою защиту, что оказалась в ловушке собственных иллюзий. И это именно в тот момент, когда мне позарез необходима помощь, от которой зависит не столько моя дальнейшая судьба, сколько ее наличие в принципе. Как же так могло получиться, что ты готов отдать меня на растерзание тому, кому не отдадут никого и никогда, если есть в душе хоть маленькая, хоть самая крохотная доля сострадания? Я уже не говорю о любви и нежности. Ладно отец, у него выгода и политические мотивы на первом месте, он все-таки царь. Но ты? За что? Ответ именно на этот вопрос я бы хотела получить больше всего. Но спрашивать напрямую — значит нарваться на поток красивой велеречивой лжи, которая все равно ничего не изменит. А лишнего подтверждения предательства Фена мне уже не нужно. Боль и так душу заполняет по самые края, что аж дышать тяжело и перед глазами все плыть начинает.