Олег Шелонин - Операция «У Лукоморья…»

– Блин! – треснул себя по лбу Степан,– Ржевского прошляпили… Что стоял, дурья башка? – накинулся он на Олежку, застывшего в полной прострации посреди лужи.– Ведь поручик совсем рядом проскочил!

Олежка потряс головой, с трудом отгоняя наваждение. Что-то чмокнуло в воздухе.

– Бей Кощея!!! – Мимо Степана пролетела маленькая фигурка, затем большая. Большая оказалась Иваном. На полянке было тесно. Степана смело на окраину, а потому он не сумел перехватить среднюю фигурку, размахивающую автоматом. Фигурки исчезли. Группа захвата переглянулась и молча рассыпалась по поляне. Хлопок – и из ниоткуда появилась вереница отчаянно спешащих куда-то не очень трезвых личностей.

– Бей Кощея!!!

Кожевников, не раздумывая, прыгнул на среднюю фигурку, не заметив, что их уже стало две. Кощей с Иваном и Ильей вновь исчезли, воевода, рухнувший в лужу, обиделся и задержался.

– Меня, витязя Василисы, мордой в грязь?!! – Никита Авдеевич поднялся, бережно поддерживаемый виновато улыбающимся лейтенантом, и отправил обладателя черного пояса по боевому карате в нокдаун прямо посреди лужи. Там было действительно грязно. Из заимки вышел хмурый проводник:

– Ну чего вы расшумелись… А это кто?.. А где Иван?

Но группе захвата было не до него. Напружинившись, они ждали очередного хлопка, и он не застал их врасплох.

– Не уйдешь! – ревели Иван и Никита Авдеевич, налетая на Кощея с разных сторон. Последним, отдуваясь, спешил Илья, потрясая автоматом. Тяжелый вещмешок тормозил его движение, что дало возможность группе захвата наконец-то накрыть цель.

– Ага, попался!!! – Олежка Молотков сделал красивый подкат, и группа захвата навалилась на рухнувшего в лужу капитана.

– Ага, попался!!! – донесся с другого конца поляны торжествующий крик Ивана. Около корявой березки возникла куча мала, из-под которой вьюном выполз Кощей, почему-то уже без юбочки из пальмовых листьев. Но чья-то могучая рука схватила Кощея за концы катаны-кладенца и уволокла обратно. Хлопок! – и одной кучей на поляне стало меньше. С восторженными воплями группа захвата подхватила Илью и на высоко поднятых руках потащила к заимке. Взгляд капитана наткнулся на растерянного проводника, вылупившего глаза на березку.

– Это куда это… Иван-то куда подевался…

– На царство, отец, на царство! – успокоил Афанасия Никодимовича капитан.– Я там, в тридевятом, за него похлопотал малость…

Рев двигателя заглушил последние слова Ильи. Из-за деревьев вынырнул вертолет и, дав круг над заимкой, пошел на посадку.

Маленькая однокомнатная квартирка Ильи с трудом вмещала всех желающих поздравить хозяина с присвоением ему очередного звания капитана. Дам на вечеринке не было по настоянию самого виновника торжества: на всю катушку он предпочитал расслабляться без представительниц прекрасного пола. Новоиспеченный капитан расстарался. Пили исключительно коньяк и шампанское. Веселье было в самом разгаре. Илья под громогласный хохот друзей рассказывал о своих похождениях в тридевятом царстве.

– Не могу, Юрьич… – Ухтомский вытер выступившие от смеха слезы.– Пойдем покурим, пока меня кондрашка не хватила… у меня ж сердце… не бережет старика!

Лейтенант помог выбраться шефу из-за стола, и они прошли в ванную на перекур.

– Ну артист! – Ухтомский присел на край ванны.– Пора нашему капитану менять амплуа. Ты ему по-дружески присоветуй на бумажку все это перенести. В любой редакции с руками оторвут.

– Ржевского от одного вида бумаг воротит.

– Это верно. А жаль. Такой фантаст пропадает. Ну до того складно врет…

– Угу,– невнятно пробурчал Кожевников, перед глазами которого стояло добродушное лицо Ивана.– Складно врет,– согласился он, поправляя висящую на батарее камуфляжку Ильи с присохшими к ней комьями грязи. Из кармашка выскользнуло золотое яичко и покатилось по желтой, с ржавыми разводами ванне. Полковник, кряхтя, нагнулся и подхватил удирающее яйцо:

– Это еще что?!!

– Что?

– Яичко… золотое…

– Не может быть,– выдохнул Кожевников, хотя внутренне и был готов к чему-то подобному.

– Да ты посмотри, посмотри!

Лейтенант осторожно принял из трясущейся руки Ухтомского яйцо. Ажурное творение неведомого мастера засверкало алмазными брызгами в свете тусклой шестидесятиваттной лампочки.

– С ума сойти…

– Е-мое… что же теперь с этим царством будет? – Лейтенант потерянно посмотрел на полковника.

– А что?

– Как «что», как «что»?!! Поручик там трое суток звездочки обмывать изволил…

– Да-а-а,– потрясенно протянул полковник,– это будет что-то…

Еще пятнадцать лет назад публикация книги О. Шелонина и В. Баженова была бы невозможной. Уж больно скользкая в ней затронута тема. И не столько тема, сколько основной прием, способствующий развитию сюжета и раскрытию характеров героев. Одним словом, почти все персонажи романа «Операция „У Лукоморья…“ пьют горькую.

«Нет меры хмелю русскому,– писал Некрасов.– А горе наше мерили?» Почему-то говорить об этой черте национального русского характера начиная с 30-х годов XIX века нужно было с сожалением, как бы оправдываясь перед кем-то. Вот-де пьем с горя, от тяжелой жизни или непроходимой тоски, чтобы не видеть всей мерзости окружающей жизни.

А между тем еще Владимир Святой, избирая для своей державы новую веру и не принимая ограничений ислама на употребление алкоголя, метко заметил: «Ибо веселие есть Руси пити. Без того не можем жити». То есть характер у нас такой веселый да разудалый, что выпивка русичам просто необходима. Для куражу, для настроения, для удали молодецкой. Вспомним, что одним из испытаний древнерусского богатыря на прочность, как о том свидетельствуют былины, была его способность выпить как можно больше зелена вина. Безудержно бражничает один из самых живых и симпатичных героев литературы XVII века Фрол Скобеев. Культом чары проникнута практически вся наша словесность столетья Просвещения. Да и романтики начала «золотого века» русской литературы были не прочь покутить. Критический реализм привнес в литературу требование вести трезвый образ жизни. Чтобы ничего не мешало видеть язвы и пороки действительности. Реализм социалистический, критично усвоив классическое наследство, оставленное предшественником, не внес существенных корректив в вопрос о пьянстве. «Пьянству – бой!» – провозгласил он.

Но, как бы ни старались классики и современники, пристрастие русских к спиртному стало общим местом, перекочевало в фольклор и в мировую культуру. А водка и застолье (читай, пьянка) перешли в разряд национальных символов, архетипов. Как выразился один из персонажей культового фильма «Брат»: «Водка – это русская идея». Вот и авторы романа об операции «У Лукоморья» густо замешали свое произведение на этой русской идее. Право слово, «там русский дух, там Русью пахнет». И запах этот – крепкий, забористый духан от свежевыгнанного первача.