Ольга Мяхар - Начало пути

Надо же. Лес сильно изменился. Я узнаю эти деревья. Хотя узнаю — это, конечно, сильно сказано, но места знакомые. Стволы в пять человеческих обхватов, травы почти нет и сыро. Очень сыро тут внизу.

— Мы где? — Говорю на всякий случай шепотом, с любопытством оглядываясь. — Ты тащить меня не устал?

— Нет.

Какой мужчина. Вот с таким не пропадешь. Отовсюду унесет.

12:34

Слезла с его шеи. Иду сама, внимательно смотрю под ноги. Иногда тропинка словно исчезает. Порой все подергивается дымкой и будто пропадает, тогда он берет меня за руку и ведет за собой. Ноги вязнут в чем-то липком и холодном, но, присмотревшись, вижу все ту же траву, пусть и серую, бесцветную какую-то. Охотник сказал, что это тайные тропы, чем потряс меня до глубины души. Я все время забываю, что он оборотень.

14:43

Прошли дуб. Ничего себе скорость. На мой вопрос: когда мы доберемся до озера — сказал, что к вечеру.

Дальше я выражала собственные эмоции на повышенных тонах, повиснув у него на шее, потом ныла, чтобы он проводил меня обратно. На меня не реагировали, шли себе и шли, изредка беря меня за руку. Это успокаивало.

18:45

Болото!

Кикиморы бросились с криками и визгами, но не ко мне, а к охотнику, как выяснилось, оказывается, это действительно его домик тут стоит. Зашли, осмотрелись. Охотник сплюнул и вышел.

Я его понимаю. Эти лягушки всё, что могли, тиной заляпали, стекла выбили, стены измазали чем-то очень вонючим. Не дом, а иллюстрация к фильму ужасов.

21:45

Идем по лесу. Клюю носом, зевая и периодически перепрыгивая через ветки.

Когда споткнулась об очередную и едва не рухнула — меня снова взяли на руки и понесли. Я не возражала. От него жар идет, как от печки. И чего эта русалка выкаблучивается? Хороший мужик. Брала бы и радовалась.

23:04

Дошли до поляны, он ее пересек и снова пошел в лес. На мой вопрос: «А мы куда?» — ответил скупо: «Спи».

Хм.

23:34

Тут еще один домик есть, небольшой, но с камином и целым морем шкур. Они тут повсюду! Даже на потолке в четыре слоя. Меня положили на пушистую возвышенность и пошли разжигать огонь в печи. Закутываюсь в пахучие мягкие шубки и дрожу от холода… Вот щас согреюсь и… плевать на все. Засну и буду радоваться.

Когда охотник вернулся с двумя ведрами воды — я уже спала, уютно устроившись в коконе из меха. Он осторожно поставил ведра на пол и вышел наружу, прикрыв за собой дверь.

Пятерница

07:15

Знаете поговорку «Как волка ни корми, он все равно в лес смотрит»? Ну так вот, смотрит. Только не в лес, а в воду.

Стою у дерева, вглядываясь в гладь пруда. Спокойно вроде все. Тихо. Я чего вышла-то. Мыши! В моем коконе оказались мыши. Не знаю, откуда они там взялись, но выметалась я быстро и глуша грызунов сапогом. Не задавила ни одну, но хоть душу отвела. Кошмар. Я понимаю еще — тараканы, но мыши!!! Он еще бы слона завел.

О. Что-то происходит. Из воды показалась девушка. Русалка которая. Блондиночка. С тонкими чертами лица, с мощной нижней челюстью, что ей почему-то шло, и с удивительно бирюзовыми глазами — без белков, без зрачков. Такого чистого цвета я не видела еще никогда. В них еще и искорки зажигаются, то лукавые, то веселые. Вздыхаю и смотрю на охотника. Н-да. Мужика, конечно, жаль.

Смотрит так, словно готов нырнуть следом хоть сейчас. Жадно, ласково и с такой болью, что хочется подойти, прижать их друг к другу и попросить жить счастливо.

— Мне пора. — Серебряный голосок хрустальными волнами прошелся по нервам, по-другому и не описать.

Парень аж завибрировал, как струна, от этих слов. На его лице отразилась такая мука, он дернулся, отстранился и криво усмехнулся.

— Когда еще свидимся? — хрипло, стараясь побороть желание и не схватить ее за волосы да не выволочь на берег, чтобы уже никогда и никуда не уплывала.

— Завтра. Ночью. Придешь?

— Куда ж я денусь.

Кашляю и выхожу из-за дерева. Оба одновременно поворачиваются ко мне, причем с одинаковыми лицами. Словно застукала их за преступлением века, и вот-вот небо рухнет на наши головы.

— Здрасте. Вы русалка?

Глаза златовласки расширились. Меня точно узнали.

— Ты?!

Мягкие губы разошлись, обнажая частокол острых, как шипы, зубов. Задумчиво на нее смотрю, понимая, что чешуйку добыть мне будет очень и очень непросто.

— Привет. А тебя тоже тогда… зацепило.

Как она прыгнула — я так и не поняла, но отпрянула назад, споткнулась и рухнула на землю. А бешеная фурия, рассекая воздух гибким, хищным хвостом, била им по земле, лежа в каких-то сантиметрах от меня и не в силах дотянуться. Отползаю, перевожу дух и пытаюсь собраться с мыслями.

— Что она сделала?

Хриплю, почувствовав, как на горле сошлись мощные пальцы. Когда он успел? Блин, зря я так неосторожно вылезла. Зря вообще сюда вышла вместе с ним. Я-то думала: повезло. Ну да, мне всегда везет, а потом этим же везением по мозгам и шарахает.

— Она подожгла воду молнией! Отец чуть не погиб! Икринки все погибли!!!

Хватаю ртом воздух, дрыгая ногами над землей. Блин, ну вы меня еще из-за икры прибейте.

— Убей ее!

Охотник задумчиво на меня посмотрел.

— Это… была… само-обо-рона, — хриплю на пределе возможностей, отчаянно цепляясь за его руку.

Внезапно меня отпустили и позволили свалиться на землю. Судорожно глотаю воздух огромными глотками, отползая от охотника на подгибающихся руках.

— Зачем ты ее отпустил?! — Русалка ощерилась и выпустила когти. От недавнего ангела ничего не осталось, зато была фурия — неземной, правда, красоты.

— Не могу, — хмуро. — У оборотней так… Если убью человека всего через сутки после полнолуния — не выдержу и стану волком навсегда.

Какое счастье.

— И что?

Удивленный взгляд и крепко сжатые кулаки.

— Но как же? Я тогда тебя видеть не смогу.

— Сможешь. Я — рыба. Ты — волк. Почему ты не сможешь меня видеть?

Поворачиваюсь и изучаю эту заразу. Она уже сидит, погрузив коготки в грязь, выпрямившись, как царица, и изгибая изящный сверкающий хвост.

— А ты вообще кто такая?

На меня смотрят как на грязь, не стоящую даже упоминания. Жаль только, что «грязь» разумная. Сплевываю, начиная закипать. Терпеть не могу таких — высокомерных и красивых, как ангел.

— Я младшая дочь водяного.

— Э-э… а какая дочь по счету?

— Седьмая, — ответил охотник и нахмурился.

Дальше случилось то, что я и по сей день объяснить не могу. Я рванула вперед, запустила в охотника жалкое подобие наспех сооруженного пульсара, угодила в когтисто-зубастые объятия, отодрала ногтями ряд чешуек с правого плавника и откатилась назад, выдираясь из рук визжащей русалки и зажимая рваную рану на плече. Она хотела укусить меня за горло, но не сориентировалась и вцепилась куда смогла.