Терри Пратчетт - Я надену платье цвета ночи

На секунду пламя в очаге замерло, и воздух стал ледяным. Тиффани никогда не была до конца уверена, видела ли она хоть раз Смерть. Это чувство трудно было назвать зрением ; возможно, всё происходило внутри её головы. Так или иначе, она немедленно поняла, что он здесь.

— УДАЧНО ПОЛУЧИЛОСЬ, ПРАВДА? — спросил Смерть.

Тиффани даже не попятилась. Какой смысл.

— Ты всё подстроил ? — спросила она.

— ХОТЕЛ БЫ Я ПРИСВОИТЬ ЗАСЛУГУ СЕБЕ, НО ТУТ ЗАМЕШАНЫ ИНЫЕ СИЛЫ. ДОБРОЕ УТРО, МИСС БОЛИТ.

Смерть ушёл, а вслед за ним и Барон, маленький мальчик в новой твидовой курточке, такой ужасно колючей и слегка пахнущей пи-пи [10] В давние времена ткачи использовали мочу при производстве шерстяных тканей, в качестве протравы, чтобы зафиксировать красители. Ткани получались красивыми, но слегка пахучими, иногда запах не выветривался многие годы. Сама мисс Тик не смогла бы объяснить всё это более точно и невозмутимо, хотя она, вероятно, воспользовалась бы термином «жидкие отходы метаболизма». , зашагал за своим отцом по ещё дымящемуся пеплу.

Тиффани уважительно положила ладонь на лицо Барона и прикрыла ему глаза, в которых тихо гас отблеск горящих полей.

Тут полагалось бы настать моменту благоговейной тишины, но вместо него настал момент железного звона. Явилась стража, их кирасы, щиты и шлемы грохотали, как гром, а всё потому, что были крайне скверно подогнаны. Сражений на Мелу не случалось уже несколько сотен лет, но стражники всё равно таскали на себе этот старый хлам, потому что доспехи были прочными и не нуждались в ремонте.

Дверь распахнул сержант Брайан. Его лицо выражало смешанные чувства. Чувства человека, которому сказали, что злая ведьма (которую он знал с детства), убила его босса; при этом сын босса отсутствовал, зато ведьма очень даже присутствовала в комнате, а сиделка (которую он недолюбливал), пинала его в зад и орала:

— Ты чего мнёшься? Исполняй свой долг!

Всё это его явно нервировало.

Он неуверенно посмотрел на Тиффани.

— Доброе утро, мисс, как дела? — Затем он уставился на Барона в кресле. — Значит, он помер, да?

— Да, Брайан, умер, — ответила Тиффани. — Умер пару минут назад, и, мне кажется, будучи вполне счастливым.

— А, ну, это неплохо, наверное? — сказал сержант, а потом его лицо исказилось, и он пробормотал, глотая слёзы: — Знаешь, он так помог нам, когда бабуля заболела. Каждый день присылал еду, до самого конца.

Тиффани взяла его за руку и посмотрела ему через плечо. Другие стражники тоже плакали. Они были (или, по крайней мере, воображали себя) сильными мужчинами, которые вообще не плачут, и тем горше звучали их рыдания. Барон всегда был с ними, словно часть жизни, такая же неизменная, как ежедневный рассвет. Ну да, порой он задавал тебе головомойку, если заснёшь на посту или забудешь наточить свой меч (хотя ни единому стражнику на памяти их поколения не довелось использовать этот меч иначе, кроме как для открывания консервных банок), но, как ни посмотри, он был их Бароном, а они его стражей, и вот теперь он умер.

— Спроси её про кочергу! — верещала сиделка за спиной Брайана. — Давай, спроси её про деньги !

Сиделка, в отличие от Тиффани, не могла видеть лица Брайна. Видимо, его снова пнули в зад, потому что он отбросил печаль и внезапно оживился.

— Извини, Тифф… то есть, мисс, но эта леди думает, что ты совершила убийство и кражу, — сказал он, всем своим видом давая понять, что лично он так не считает, и меньше всего хочет обвинять кого-либо, особенно Тиффани.

Тиффани вознаградила его слабой улыбкой. «Не забывай, что ты ведьма, — напомнила она себе. — Не вздумай выкрикивать оправдания. Ты же знаешь , что невиновна. Вообще не вздумай кричать».

— Барон соизволил дать мне немного денег за то, что я заботилась о… нём, — сказал она. — Видимо, мисс Скряб непреднамеренно услышала что-то и сделала неверные выводы.

— Много денег! — настаивала покрасневшая от зобы мисс Скряб, — Большой сундук был открыт!

— Я говорю правду, — возразила Тиффани, — а мисс Скряб, похоже, непреднамеренно слушала довольно долго.

Некоторые стражники захихикали, отчего мисс Скряб взъярилась ещё сильнее, хотя это кажется, было уже невозможно. Она протолкалась вперёд.

— Ты будешь отрицать, что стояла здесь с кочергой, сунув руку в огонь? — заявила она, покраснев лицом, словно жареная индейка.

— Позвольте мне сказать кое-что, — прервала её Тиффани. — Это важно.

Она чувствовала, как рвётся на свободу боль, её ладони вспотели.

— Ты занималась чёрной магией, признайся!

Тиффани глубоко вздохнула.

— Понятия не имею о чёрной магии, — сказала она. — Но я знаю, что держу в себе последнюю боль Барона, и должна что-то с ней сделать как можно скорее, но не могу, пока вокруг толпится столько народу. Пожалуйста? Мне нужно свободное пространство, немедленно!

Она оттолкнула мисс Скряб прочь, и стражники тоже поспешно отступили, вызвав ярость сиделки.

— Не позволяйте ей уйти! Она улетит! Ведьмы всегда так делают!

Тиффани, как и все прочие, прекрасно знала планировку замка. Пролёт ступеней вёл во двор, и она торопливо направилась туда, чувствуя, как дёргается и рвётся на свободу боль. Словно животное, которое нужно удержать в клетке, но долго ты его не удержишь, только до определённого момента… который уже, фактически, настал.

Рядом с ней появился сержант, и она вцепилась в подставленную руку.

— Не спрашивай, зачем, — прошипела она сквозь стиснутые зубы. — Просто брось свой шлем в воздух!

Ему хватило ума не спорить, он снял шлем и швырнул вверх, словно суповую тарелку.

Тиффани бросила боль вслед шлему, ощущая зловещую шелковистость вырвавшегося на свободу зла. Шлем застыл в полёте, словно наткнувшись на стену, а потом, окружённый облаком пара, рухнул на булыжники двора, чуть не расколовшись надвое.

Сержант подобрал его, но немедленно уронил снова.

— Чёрт, горячий! — Он взглянул на Тиффани, которая жадно глотала воздух, прислонившись к стене. — Ты каждый день такое делаешь?

Она открыла глаза.

— Да, но обычно у меня достаточно времени, чтобы решить, куда её сбросить. Вода и камень плохо подходят, металл гораздо лучше. Не спрашивай, почему. Если я задумаюсь, как это работает, оно не сработает.

— Я слыхал, ты и с огнём всякие штуки вытворяешь? — с восхищением спросил сержант Брайан.

— С огнём совладать нетрудно, если твой разум ясен, а вот боль… боль сопротивляется. Боль живая. Боль твой враг.

Сержант осторожно подобрал свой шлем, который уже достаточно остыл.