Терри Пратчетт - Я надену платье цвета ночи

— Ты веришь в удачу? — спросила Герцогиня.

— Я верю в неверие в удачу, — ответила Тиффани. — По правде говоря, ваша светлость, в такие моменты вселенная становится немного ближе к нам. Странные времена, когда что-то кончается и что-то начинается. Они опасны и могущественны. И мы это чувствуем, даже если толком не понимаем, что. Такие моменты не обязательно хорошие, но не обязательно и плохие. Фактически, всё зависит от того, кто мы есть.

Герцогиня посмотрела на пустой бокал в своей руке.

— Кажется, мне лучше пойти вздремнуть.

Она повернулась и направилась к лестнице, чуть не споткнувшись на первом шаге.

С другого конца зала донёсся взрыв смеха. Тиффани направилась вслед за Герцогиней, но на полпути притормозила, чтобы похлопать по плечу Летицию.

— На твоём месте, я бы поговорила с матерью, прежде чем она уйдёт наверх. Мне кажется, сейчас она будет рада с тобой поговорить. — Склонившись к уху Летиции, она добавила: — Только не рассказывай ей слишком много того, о чём узнала от Нянюшки Ягг.

Летиция собралась было спорить, но, взглянув в лицо Тиффани, передумала и направилась на перехват своей матери.

А рядом с Тиффани внезапно очутилась Матушка Ветровоск. Словно ни к кому не обращаясь, она произнесла, глядя в сторону:

— Хорошее у тебя тут владение. Прекрасные люди. И позволь ещё кое-что добавить. Он близко.

Тут Тиффани заметила, что все другие ведьмы — даже Высокая Худая Низкая Толстая Салли — столпились теперь позади Матушки Ветровоск. Тиффани оказалась в фокусе их пристальных взглядов, а когда столько ведьм смотрят ан тебя одновременно, ты ощущаешь себя, словно на солнцепёке.

— Вы что-то хотите мне сказать? — спросила Тиффани. — Хотите, я же вижу.

Настолько обеспокоенной Тиффани видела Матушку Ветровоск нечасто, а точнее, если вдуматься — никогда .

— Ты уверена, что справишься с Лукавым? Кстати, я вижу, ты всё ещё не носишь цвет ночи.

— Платье цвета ночи я надену, когда состарюсь, — ответила Тиффани. — Это вопрос свободы воли. Матушка, я знаю, зачем вы здесь. Чтобы убить меня, если я проиграю, да?

— Проклятье, — выругалась Матушка Ветровоск. — Ты ведьма, и хорошая. Но кое-кто полагает, что нам лучше настоятельно предложить тебе помощь.

— Нет, — отрезала Тиффани. — Моё владение. Моя ошибка. Моя проблема.

— И неважно, насколько трудная?

— Определённо!

— Ну что же, не могу не одобрить твою приверженность принципам и желаю… нет, не удачи, уверенности!

Среди ведьм поднялся ропот, но Матушка резко их оборвала:

— Она приняла решение, а это значит, леди, что так тому и быть .

— Да ему капец, — объявила с широкой улыбкой нянюшка Ягг. — Мне почти жаль уродца. Пни его по… в общем, пни, куда дотянешься, Тифф!

— Это твоя земля, — добавила миссис Пруст. — Как ведьма может проиграть кому-то на своей родной земле?

Матушка Ветровоск кивнула.

— Если ты позволишь гордости завладеть тобой, ты уже проиграла. Но если ты схватишь свою гордость за узду и оседлаешь, словно жеребца, тогда ты, вполне вероятно, уже победила. А теперь, полагаю, тебе пора заняться приготовлениями, мисс Тиффани Болит. У тебя есть план на завтра?

Тиффани посмотрела прямо в пронизывающие голубые глаза Матушки.

— Есть. Победить.

— Хороший план.

Миссис Пруст пожала Тиффани руку своей слегка колючей от бородавок рукой и сказала:

— По счастливому совпадению, девочка моя, мне тоже, кажется, предстоит в ближайшее время повергнуть чудовище…

Тиффани знала, что этой ночью ей не уснуть, поэтому не стала и пытаться. Люди в главном зале разбились на небольшие группы и разговаривали, на столах еще оставалось вдоволь выпивки закуски. Возможно, как раз из-за выпивки никто не обращал внимания на тот факт, что запасы еды и алкоголя истощаются слишком быстро, зато Тиффани отлично слышала тихий шум под крышей, на стропилах. Разумеется, ведьмы и сами были широко известными мастерицами рассовывать еду по карманам «про запас», однако Фиглы явно превосходили их в этом искусстве (вероятно, просто брали количеством).

Тиффани бесцельно блуждала от одной группы гостей к другой, а когда Герцогиня, наконец, направилась вверх по лестнице, не последовала за ней. Очень старательно не последовала. Просто случайно пошла в том же направлении. А потом стремительно метнулась к закрывшейся за женщиной двери спальни, разумеется, не для того, чтобы подслушивать. Ну конечно, нет.

Она как раз успела услышать начало гневного вопля, а потом голос миссис Пруст:

— Ух ты, Дейрдра Киска! Сколько лет, сколько зим! И никаких блёсток, как вижу. Всё ещё способна сбить стройной ножкой цилиндр с головы мужчины?

Настала тишина.

Тиффани поспешно удалилась, потому что дверь была очень толстой, и кто-нибудь мог заметить, как она стоит здесь, согнувшись и прижав ухо к замочной скважине.

Она вернулась в главный зал как раз вовремя, чтобы успеть поболтать с Высокой Худой Низкой Толстой Салли и миссис Неожиданность, которая, как Тиффани теперь поняла, была слепа. Прискорбный факт, но — для ведьмы — не трагедия. У них всегда было еще несколько дополнительных чувств в запасе.

А потом она спустилась в склеп.

Здесь повсюду громоздились горы цветов, но не самой гробнице Барона; мраморная крышка гроба была столь искусно сделана, что заслонять её от взоров (пусть даже розами) казалось кощунством. Каменщики высекли на мраморе изображение Барона, в боевом доспехе и с мечом; изображение столь реалистичное, что Барон, казалось, может в любой момент встать и уйти. В четырёх углах каменного гроба горели свечи.

Тиффани прошлась туда-сюда мимо других Баронов, изваянных в камне. Там и тут попадались изображения Баронесс с мирно сложенными на груди руками. Всё это было как-то… необычно. На Мелу не ставили надгробий. Камень слишком ценен. На здешних кладбищах не было никаких знаков, просто где-то в замке хранилась книга с выцветшими картами, на которых отмечали, кто где похоронен. Единственным обычным человеком, удостоившимся собственного мемориала, была Бабушка Болит, которая, если вдуматься, во многих отношениях обычным человеком никак не являлась. Железные колёса и пузатая печурка — всё, что осталось от её передвижной пастушьей хижины, — определённо простоят ещё не одну сотню лет. Они были сделаны из крепкого металла, а постоянно пасущиеся поблизости овцы выщипывали всю траву, оставляя местность вокруг ровной, словно стол. Кроме того, жир с бесконечно трущихся о колёса овечьих шкур работал как самая лучшая смазка, поддерживая колёса в прекрасном состоянии, словно их только вчера изготовили.