Юлия Фирсанова - Месть богини

— А ты, Эверетт, завтракал?

Юноша кивнул, Элия улыбнулась ему и принялась за еду.

— А почему ты не спрашиваешь, завтракал ли я? — обиженно проворчал Джей и потянулся за булочкой.

— Потому что ты на голодный желудок не способен донести чужой завтрак до места назначения, даже если это завтрак твоей сестры, — пояснила богиня, но, увидев, что принц набирает воздуху, чтобы разразиться очередной возмущенной тирадой, снизошла до вопроса: — Ладно, ты завтракал?

— Завтракал, — буркнул принц.

— Тогда не лапай мои булочки! — Элия слегка шлепнула брата по руке.

— Жадина! — заголосил принц, привычно паясничая. — Я из сил выбиваюсь, подносы таскаю, я она!!!

— Я не жадная, а экономная, — деловито пояснила девушка, но все-таки смилостивилась: — Так и быть, одну булочку можешь взять!

Принц тут же выбрал самую большую, щедро намазал ее маслом и джемом и принялся с удовольствием жевать. А «экономная» Элия протянула еще одну менестрелю. Тот неловко принял сдобу и отчаянно покраснел, когда его тонкие пальцы коснулись руки девушки. Есть пареньку не хотелось — какой аппетит, когда о высоком чувстве поет душа! — но, поскольку булочку ему вручила любимая, Эверетт начал жевать. Да и занятый рот оказался кстати, ведь смущенный юноша почти потерял дар речи.

После того как сестра покончила с завтраком, Джей собрал посуду и понес ее назад, ворча на ходу, что скоро станет заправским официантом. Можно будет бросать работу сказителя и устраиваться подавальщиком в какой-нибудь трактир. Вон хоть в «Десять кур» вернуться, где и кормят неплохо, и по женской части обслуживают бесплатно!

Пока Джей отсутствовал, Эверетт, хоть и доел булочку, измятую и истерзанную нервными пальцами, все равно не нашел в себе сил вымолвить хоть словечко. А Элия разговора не заводила, дабы не давать мальчику шанса выказать свои чувства. Чтобы скрыть смущение, юноша взялся за лютню.

Едва принц вернулся, менестрель решил попытаться сделать признание, если не словами, так музыкой. Преодолевая отчаянную стеснительность, юноша запел балладу, которую сочинил нынче бессонной ночью, грезя об Элии.

Утром наместник решил забрать из библиотеки отложенные вчера книги и немного почитать. Прекрасное настроение и сладострастные мечты о покорении красотки-сказительницы несколько омрачались мыслью о бале в честь гостей из Альвиона, намеченном на сегодня, и о скором выздоровлении посланцев. Спустившись на этаж ниже, Вальдорн не спеша шел по коридору, мысленно рисуя подробности предстоящей встречи с Элией. В его размышления гармонично вписался перебор лютни.

Звук доносился из комнаты, отведенной сказительнице, из-за той самой двери, которую Вальдорн вчера почти снес с петель.

«Хм, мой менестрель дает ей сольный концерт! Очень интересно!» — с легким раздражением подумал Вальдорн, распахивая дверь.

Сидящие на диване сказители подняли на наместника глаза. Завороженный исполняемой песней Эверетт не слышал и не видел ничего, кроме светлого образа любимой.

Однако баллада и в самом деле была чудо как хороша, поэтому Вальдорн знаком руки велел сказителям не тревожить менестреля и, прислонившись к косяку, стал слушать пение юноши, полуприкрыв глаза. Музыка Эверетта нашла странный отклик в душе наместника.

Этим же утром, чувствуя себя значительно лучше и уже не бегая наперегонки до ближайшего сортира, принцы Альвиона и советник Отис встретились за завтраком в гостиной.

— Ну так что, уезжаем сегодня? Чего тянуть-то? — сказал Кальм, откинувшись на спинку стула и ковыряя вилкой в зубах.

— Я уже отдал приказ собирать вещи, — промолвил Алентис, крутя в руке хрустальный бокал с вином.

— Но, ваши высочества, сегодня вечером наместник устраивает второй бал в нашу честь. Вежливость требует, чтобы мы остались или по крайней мере выразили Вальдорну сожаление в связи с невозможностью присутствия, если уж вы решили так спешно покинуть Альш, — занудил Отис.

— Ну так иди и вырази, — брякнул Кальм, раскачиваясь на стуле.

— Да, советник, ступайте, — дозволил Алентис, поведя ладонью.

— Господа, моего присутствия недостаточно, будет лучше, если я пойду в качестве сопровождающего кого-то из вас, — заупрямился мужчина.

— Сходи, брат, — надменно кивнул Алентис. — Много чести будет наместнику, если пойдет старший принц Альвиона.

— А что, необходимость видеть твою рожу — это честь? — невинно осведомился Кальм.

— А вообще-то нет, я пойду сам: дело слишком ответственное, чтобы доверить его младшему, — снисходительным тоном промолвил Алентис, пытаясь добиться от брата нужного действия старым как мир и примитивным способом. — Забавно будет посмотреть на физиономию наместника при вести о нашем отбытии, — усмехнулся он.

— Ну уж нет, пойду я! — взвился Кальм. — Давайте, советник, пока я не передумал.

«Глупость, может, и не порок, но для королевской семьи ничего хуже быть не может», — скорбно вздохнул советник, переделав старинную поговорку на новый лад, и поднялся с кресла.

Выйдя в коридор, Отис ухватил за плечо первого попавшегося слугу:

— Где мы можем найти наместника?

— Я… я доложу о том, что вы желаете его видеть, — промямлил слуга.

— Сейчас! — рявкнул Отис, теряя терпение при виде подобной вопиющей беспомощности.

— К-кажется, он пошел в библиотеку, — выдал «государственную тайну» испуганный парень.

— Проводи! — приказал Отис.

Взмахом руки советник велел страже оставаться на месте, и они с принцем последовали за слугой.

Спустившись на второй этаж, альвионцы двинулись прямо по коридору. Но, не доходя до библиотеки, Отис заметил полуоткрытую дверь, из-за которой лилась чудная мелодия. Красивый юношеский голос пел о вечной любви. Прислонившись к дверному косяку, стоял наместник и слушал балладу. Надменное породистое лицо мужчины смягчилось, стало меланхолично-задумчивым и каким-то мечтательным.

Кальм тут же сунул нос в комнату, чтобы узнать, что так заинтересовало Вальдорна. Молоденький юноша, тоскливо воющий что-то, аккомпанируя себе на лютне, не произвел на принца особого впечатления. Принц предпочитал песни застольные и неприличные, уважая их не столько за гармонию звука, сколько за содержание. Зато кроме лютниста на диване в комнате был кое-кто поинтереснее: какой-то парень и девушка. И какая девушка! Она была чудо как хороша. Кальм жадно оглядел изящную фигурку — длинные ножки, тонкую талию, шикарный бюст, полускрытый кружевом накидки. «Таким грудкам в платье тесно. Выпустить бы их на волю…» — подумал принц, никогда не умевший держать себя в руках, с нарастающим возбуждением представляя себе этот увлекательный процесс.

В это время закончилась баллада и в комнате воцарилась тишина, которую Кальм поспешил нарушить заявлением: