Александр - Три глаза и шесть рук

- Сын пропал… - еле выдавил Каллисто. – Борух…

Это меня тоже развлекало – чудовищная смесь имен. Примерно три четверти имен двадцатого века растворилось в потоке веков, но остальные уцелели. Плюс к ним присоединились новые, родившиеся за эти девятьсот лет. Так что здесь вполне можно было встретить такую ситуацию, когда отца звали, скажем, Чангом, а сына, скажем, Изей. Причем многие имена стали фамилиями и наоборот. К примеру, Каллисто было именно именем – фаимилию он носил Токушек. Каллисто Токушек.

- Три дня назад… - шмыгая носом, продолжал Каллисто. – Ушел со своими друзьями… этими, которые по подземельям лазят…

- Диггерами?

- Во-во. И гав-гав… Так и не вернулись с тех пор…

- А обычно они на сколько уходят?

- Да никогда еще так долго не было! Всегда на сутки, не больше… Один раз только ночевать не пришел…

- А сотовый?

В этом мире сотовая связь стала настолько дешевой и доступной, что маленькие аппаратики были у всех абсолютно. Даже у трехлетних детей и столетних старушек. Встретить человека без сотового было так же трудно, как в двадцатом веке – без штанов. Ну, или юбки, если дело касается женщин.

- Не берет в катакомбах… - поделился со мной новой информацией Каллисто. – Гав-гав…

- Точно, гав-гав… - согласился я. – А что жандармы говорят?

- Да что они говорят! – возмущенно всплеснул руками Каллисто. – Разве ж в катакомбах кого отыщешь?! Там же пятьсот километров лабиринтов!

Я задумался.

- Что, патрон, опять на поиски пойдем? – сразу догадался Рабан. – Даже в выходной не отдохнешь…

- А что делать? Надо…

- Что, прости? – не понял Каллисто.

- У тебя есть фотография?

- Чья?

- Ну не моя же! Боруха твоего.

Каллисто непонимающе уставился на меня, но, тем не менее, извлек из кармана бумажник, а из него – небольшую фотографию своего пацана. Я внимательно всмотрелся в его лицо, и Направление мновенно ожило, показывая, в какую сторону нужно двигаться. Показало и расстояние – больше ста километров. Немало…

- Ладно, коллеги, ждите, полечу добывать сынка твоего, - прохрипел я. – Учти, Каллисто, с тебя бутылка.

- Кого? – не понял физик. – Олег, ты куда?

Я не стал отвечать на провокационный вопрос. Вместо этого я деловито отвинтил окно (именно отвинтил – в двадцать девятом веке оконные стекла стали отвинчиваться специальной ручкой по диагонали – вверх и вправо), и протиснулся в образовавшееся отверстие. У меня на миг захватило дух от ощущения падения, но крылья распахнулись сами собой и все прошло. Летать мне нравится.

Проникнуть в катакомбы очень легко. Достаточно долететь до ближайшего канализационного люка, а дальше дело техники. Разумеется, я отправился не к ближайшему, а к тому, что наиболее близок к потерявшемуся мальчишке. По воздуху я пройду это расстояние за полчаса, а под землей летать трудно, и там мне придется затратить куда как больше времени. Я спланировал вдоль стены к тротуару, по пути старательно увертываясь от проносящихся мимо автопланов – чего-то вроде открытых автомобилей с небольшими треугольными крыльями и парой строенных антигравов на брюхе. В этом мире они были самым распространенным видом транспорта. Кстати, открытыми они только казались – сверху их защищала невидимая силовая пленка. Впрочем, в дождь или снег она становилась очень даже видимой – превращалась в мерцающую грязноватую пелену.

В больших городах летать затруднительно – я чувствую себя пешеходом, оказавшимся посреди какого-нибудь перекрестка в самый час пик. Летуны громко сигналили на разные мелодии и возмущенно обсуждали «обнаглевших инопланетян». Потому-то я и предпочитаю как можно быстрее опускаться к земле и уже там лететь на небольшой высоте – автопланам запрещается снижаться ниже, чем на пятнадцать метров, кроме как для остановки или стоянки, но для этого имеются специальные места. Я же официально считаюсь пешеходом, потому как не использую никакого транспорта, следовательно, ко мне это правило не относится, хотя жандармы и пытались придираться. Неоднократно.

Вот, кстати, насчет жандармов. В местной жандармерии людьми были только офицеры, а весь низший полицейский состав состоял из роботов. Лично мне эти роботы напоминали незабвенного Робокопа, только изрядно раздавшегося в талии и без человеческих кусочков. Однако никто из местных о подобном фильме никогда не слышал, что меня, признаться, удивило. Из известных мне фильмов в местной видеотеке я нашел только три – «Титаник», «Унесенные ветром» и (что меня особенно удивило) «Семнадцать мгновений весны». В цвете. Нет, я видел и многие другие шедевры двадцатого века, но это были уже не они сами, а их обновленные версии – заново переснятые, полностью оцифрованные, в трехмере, с эффектом присутствия и прочими фенечками. В двадцать девятом веке в фильмах уже не используют живых актеров – модели создаются с помощью компьютера. Люди служат только прототипами, так сказать, дают куклам свое лицо. А что о «Робокопе» никто и не помнит, вовсе и не удивительно, если честно, – когда большая часть полицейских сделаны из железа, рассказ об одном из них – никакая не фантастика, а самая обычная реальность. К примеру, книги Азимова в этом мире считаются… пародиями. Пародиями на приключенческие романы. Жанр научной фантастики здесь больше не существует, зато вот приключенческий жанр возродился в новом обличье. Только корабли стали космическими, пираты – тоже, злобные дикари превратились в злобных инопланетян, ну и все в такоем духе. В наше время это как раз и назвали бы фантастикой, в двадцать девятом веке это реальность.

- Эй, патрон, - подал голос Рабан.

- О, голос в моей голове! Чего хорошенького скажешь?

- Я определился по Осям, - похвастался мой симбионт. – Теперь я могу найти дорогу домой.

- Домой – это хорошо… И далеко?

- Далековато… Но достижимо – двенадцать прыжков.

Я безуспешно попытался присвистнуть. Насколько я успел понять, в Метавселенной уже три шага считается большим расстоянием, а уж двенадцать… В планетарных масштабах это все равно как если бы ты из Москвы перенесся куда-нибудь на Дальний Восток. Вот кстати о Дальнем Востоке…

- А что мне делать-то, когда я память восстановлю, спрашивается? – подумал вслух я. – Искать родственников? Краевский обмолвился, что я откуда-то из-под Камчатки… Смысл? Отсутствует. Я их даже не узнаю, они меня – тем более. Если там вообще остался кто-то более близкий, чем троюродные племянники…

- Можно остаться в Дотембрии, - предложил Рабан. – Пойти к королевне телохранителем, как она предлагала.

- Боюсь, заскучаю я на этой работе. Привык я уже как-то к этому адреналину...

- А тут что делать? – разочарованно протянул Рабан. – На ЦАН корячиться? Тоже ведь скучно…