Алексей Зубко - Волхв-самозванец

Ошарашенно глядя на труп поверженного врага, я забыл про его напарника. Могучие руки коснулись моих плеч, но в этот миг словно что-то поддало мне под зад. Я отлетел метра на два, в самый угол, и тотчас развернулся лицом к опасности.

— Спасибо, Трое-из-Тени.

— Без проблем.

Монстр оскалил пасть и прорычал:

— Брось меч!

Вот уж не думал, что в подобном черепе может быть разум.

— Сейчас, только побреюсь.

— Брось. Иначе будет больно, — посоветовала помесь бульдога с носорогом.

— Знаешь, крошка, — усмехнулся я, старательно унимая нервную дрожь, — мне нравится мазохизм.

Он прыгнул вперед, я ему навстречу, выставив перед собой меч.

Лезвие ударило между ребер, и рукоять дернулась в моих руках. Бронированная кожа поддалась, сталь вошла в плоть.

Дикий рев вырвался из сведенного судорогой рта твари. Еще один рывок — и под звук выстрела меч по самую гарду входит в тело монстра. Его руки сжались на моей шее, позвонки захрустели, но жизнь покинула монстра, и он рухнул у ног победителя, прервав процесс моего удушения на полдороге.

— Ну, знаешь, с таким подходом к массажу можно и концы отдать, — попытался я пошутить, чувствуя, как желудок подкатывает к горлу. Превозмогая дурноту, я вырвал из поверженного противника свой меч, и фонтан густой крови ударил вверх, забрызгав меня с головы до ног.

Желудок взбунтовался, и меня вырвало.

— Ура! Победа! — возликовал Пусик.

— Так этим тварям и надо, — подхватил Гнусик.

Я же обессиленно дополз до кровати и плашмя рухнул на нее, не снимая покрывала, которое вкупе с простынями после этого можно будет выбросить. Но это потом… А сейчас мне так плохо! Я все-таки дитя двадцатого века и не привык к таким стрессам и такому количеству крови.

Сознание мягко, но решительно покинуло меня.

Рассвет я пропустил, а вот к обеду очнулся, чувствуя себя фаршем на сковородке.

В голове пелена тумана, тело ломит так, что кажется, во всем скелете не осталось ни одной целой кости. И в довершение всего внутри бушует пожар, наполняя кипящей магмой вены.

Первая осознанная мысль — удивление: «Я все еще в своей хате?» После того шума, которым вчера сопровождался мой поединок с рогатой парочкой — это просто чудо. Но, как известно, чудес на свете не бывает. Зато случаются счастливые совпадения и стечение обстоятельств. Принимая во внимание соседство моей избушки с хаткой кузнеца Вакулы, к которой пристроена кузня, из которой часто-густо доносятся разного рода шум и грохот, и некоторую удаленность от остального жилого массива, можно предположить, что все слышавшие вчера шум решили, что его источником был остывающий горн.

Пытаюсь подняться, но заваливаюсь набок и сползаю обратно.

Небольшой перерыв на восстановление сил, и еще одна попытка, на этот раз более удачная. Не совсем, но по крайней мере я выбрался из кровати, правда, в виде беспомощного мешка костей и плоти, состоящей на девяносто пять процентов из воды. Изрядную долю которых я потерял в виде пота, покрывшего мое бедное тело, раздираемое рвущимся изнутри жаром и обжигающим снаружи холодом.

После ряда неудачных попыток самостоятельно встать на ноги меня подхватили под руки и перевели в вертикальное положение.

— Держись, хозяин, — подбодрили меня Трое-из-Тени, на которых моя в общем-то случайная победа над парочкой монстров произвела должное впечатление, что, судя по голосу, добавило им почтения.

Но я даже не поблагодарил их за своевременную услугу, в голове крутилась одна-единственная мысль: мне нужна помощь. И желательно квалифицированная. А не та, которую мне окажут в подземельях Далдона, дабы огонек жизни в моем бренном теле не угас до показательной казни.

Держась на подгибающихся ногах при поддержке жильцов моей тени и шатаясь из стороны в сторону, я направился к выходу — нужно было срочно сбить жар.

Все-таки простыл.

Медленно, временами опускаясь на четвереньки, я двигаюсь вперед. Мимо печи, которая окончательно и бесповоротно затухла. Это плохо. Несмотря на летнюю теплынь, в избушке прохладно, и меня нещадно трясет.

Так… Первым делом дрова. Наклонившись к деревянному ящику, я едва не оказался внутри. Перед глазами поплыло, а в голове взорвался фейерверк. Кое-как восстановив равновесие и выслушав советы Троих-из-Тени, я рассмотрел нечто, появившееся там, где его раньше точно не было. Поскольку там ничего не было.

Я сфокусировал взгляд на заинтересовавшем меня предмете. Это был воткнутый в стену нож с рукоятью, покрытой занимательной резьбой. Нашли куда метать, сволочи!

Действуя скорее интуитивно, чем сознательно, я протянул руку и выдернул нож. В тот же миг стальное лезвие начало деформироваться, и вот уже я держу в руках деревянную ручку, с которой капают на пол капли черной крови.

Каким волшебством можно объяснить превращение у меня на глазах стали в жидкость? Может, я брежу? У меня лихорадка, и воспаленный мозг рисует невероятные картины?

Но трупы убитых мною собственноручно минотавров по-прежнему загромождают мою светлицу. Развалились тут, уроды!

Хорошо, что после вчерашнего у меня в желудке не осталось ничего, даже желчи, а то меня бы вывернуло снова.

Бросив рукоять растаявшего ножа в печь вслед за дровами, я плюнул на конспирацию и полез в тайник за спичками, которые, как ни странно, при переходе из одного мира в другой не трансформируются и не исчезают. На них остается не только сера, но даже надписи на коробке.

Осуществить задуманное мне не удалось. Что-то затрещало, запищало и в облаке пыли появилось на свет из-за печи.

Когда пыль осела, моему взору предстало что-то серое, пушистое. Ну конечно, это был домовой Прокоп. Он звонко чихнул и принялся отряхиваться, пытаясь одновременно сообщить мне последние новости.

— …тут эти хмыри подвалили, я, понятное дело, чую — великий шухер грядет, а Васька давай шерсть на груди рвать… — От быстрой речи Прокопа у меня загудело в ушах, а от поднятой пыли засвербело в носу, так что остаток его монолога я слушал, то и дело чихая. — …повязали котяру, но он даже связанный отомстил — струю пустил… пчхи!.. а этот хмырь гнет свое: «Где ваш бугор?» Видно, крепко вы их взд… пчхи!.. нормально? И лицо бледновато…

— Где? — с трудом раздвигая запекшиеся губы, просипел я. — Где Васька?

— В погребе. В мешке бросили.

— Освободи его и растопи печь… пчхи!.. а я прилягу.

— Приляг, приляг. А то и вправду очень бледен ликом… Как бы хворь не приключилась… А я мигом.

Домовой шустро шмыгнул во двор — освобождать кота, а я, несомый за шиворот обитателями тени, лишь переставлял ноги, чтобы движение хоть немного походило на ходьбу.