Алексей Зубко - Волхв-самозванец

— Тпру! — совсем как амазонка приказала метле ведьма и ловко соскользнула на землю.

Я последовал за ней при помощи Пусика и Гнусика, умудрившись не растянуться.

Одной-единственной поездки верхом на помеле мне хватило, чтобы твердо решить не совершать подобной ошибки вновь.

— Убийства происходят всегда в этой части леса, — сообщила Кэт.

— Вон те обгорелые стволы деревьев — это то, что я думаю?

— Да. Это материнские древа, оскверненные убийцей.

Подойдя к ближайшему горелому остову, я осмотрел следы топора.

— Да…

— Что?

— Здесь есть поблизости какие-нибудь поселения?

— Есть. За тем холмом деревенька Хрычовка, хат в двадцать. Промышляют рыбой, грибами да ягодами. На том берегу хижина отшельника, умом малость тронутого. Ниже по течению обитает род волкодлаков. Вот, пожалуй, и все, если не считать разной безобидной живности.

— Негусто. Это облегчает дело. Если отбросить версию о пришлом маньяке, то круг подозреваемых весьма узок.

— Ты догадываешься, кто это делает? — удивилась Кэт.

— Понятия не имею… но надеюсь найти.

— И где, ведьмак, ты будешь искать?

— Волхв.

— Что «волхв»?

— Я волхв, а не ведьмак.

— Волхвы не носят мечей.

— А я ношу.

— Значит, ты ведьмак.

— Нет, Кэт. Я волхв. Просто обстоятельства так сложились…

— Это не важно. Главное — найди убийцу.

— Именно этим я и намерен заняться. Кто живет ближе всех?

— Отшельник.

— Веди к нему.

— Садись. — Катарина оседлала метлу и похлопала по древку позади себя.

— Обязательно лететь?

— Нам нужно перебраться через реку.

— Там водятся русалки?

— Да. А что?

— Ничего. Полетели.

В этом полете обнаружилась и положительная сторона — он оказался на удивление коротким.

Жилище отшельника являло собой помесь бункера и землянки. Вырытую под корневищем гигантского вяза яму спереди и сверху выложили бревнами без следов обработки.

— Эй, хозяин! — окликнул я отшельника.

В ответ ни звука. Лишь неугомонный дятел нещадно эксплуатирует свое природное долото, дырявя деревья в поисках разнообразной съедобной живности.

Откинув шкуру, которая заменяла дверь, я заглянул внутрь. Помещение уходило вглубь меж толстых корней дерева.

Куча шкур, служащих, по всей видимости, ложем, огромный сундук, окованный железными полосами, и деревянный чурбан вместо стола — вот и вся обстановка.

— Хозяин! — для успокоения совести крикнул я, видя, что внутри никого нет.

— Пусто? — спросила Кэт.

— Угу.

— Подождем?

— Подождем, твою ма… — оборвав себя на полуслове, я с ужасом уставился на показавшегося из леса гиганта.

Ростом хорошо за два или, если быть точным, чуть меньше трех метров, отшельник обладал соответственно широченными плечами, из которых без видимых признаков шеи торчала голова, и непропорционально короткими и кривыми ногами. Переваливаясь с ноги на ногу, словно дрессированный медведь, он неспешно двигался к нам, лениво поигрывая лежавшим на плече топором.

Перед моим взором промелькнуло видение изрубленных в щепу материнских древ. С таким орудием это не должно составить труда, при его-то силище.

Приблизившись, гигант стал, как бы это сказать, еще монументальнее. Литые бугры мышц, мощная челюсть, глубоко посаженные глаза, тускло мерцающие из-под густых бровей…

— Гости пожаловали, — проинформировал он сам себя. — Эт напрасно…

— Доброго вам дня, — выдавил я из себя, не в силах оторвать взгляд от завораживающего покачивания сверкающего лезвия.

— Ну-ну… — С угрюмой миной отшельник покачал головой, опровергнув мои предположения о полном отсутствии у него шеи.

— Мы тут мимо проходили…

— Пролетали, — поправил меня гигант, выразительно кивнув в сторону скромно стоящей ведьмы с метлой в руках.

— Пролетали.

— И подумали — дай-ка зайдем. — Топор взлетел и с глухим треском вошел в толстую колоду, могущую служить как для колки дров, так и для разделки туш.

— Если мы не вовремя, — попятился я, — мы уходим.

— Нет.

— А?

— Раз пришли, то проходите.

— Не хотелось бы беспокоить…

— Уже. Проходите.

Одного взгляда на сияющее лезвие, ушедшее на добрых семь-восемь сантиметров в колоду, мне хватило, чтобы потерять всякое желание спорить.

Отворив дверь, в смысле приподняв шкуру, отшельник пропустил нас вперед и вошел следом, сложившись для этого пополам. Указал на ворох шкур, мол, присаживайтесь, а сам куда-то вышел.

Кэт наклонилась к моему уху и, щекоча его губами, предложила:

— Может, сбежим?

Ответить я не успел, поскольку вернулся хозяин. Он придвинул деревянный чурбан и выложил на него угощение: румяные яблоки, отборную землянику, жбанчик маринованных грибочков и мокрый бочонок с резко пахнущим содержимым.

Сев напротив нас прямо на пол, он извлек затычку из бочонка и замер.

— Извините, — выплевывая пробку и опуская бочонок, сказал он. — Совсем одичал.

Нырнув в сундук, он долго там «чевой-то» рылся и наконец извлек три деревянные кружки со стершимся от времени резным узором.

— Вот.

После третьей я немного расслабился, поняв, что убивать нас сейчас не будут. Но подозрения не отбросил… еще не опросив даже остальных возможных подозреваемых и свидетелей, я занес отшельника в «черный» список под номером один. И если случится так, что мои подозрения подтвердятся, то — «ой-ей-ей!». Даже не знаю, что противопоставить его топору… меч-кладенец, конечно, штука серьезная, но в этом мире не дальнобойная.

Напившись ядреной медовухи и закусив маринованным грибочком — надеюсь, при всем сходстве это все же не поганка, — я засобирался. Без всяких там винни-пуховских: «А что, у вас еще что-то есть?», сердечно поблагодарил хозяина за гостеприимство и откланялся.

Уже устроившись позади Кэт, спросил отшельника:

— Зовут-то тебя как?

— Отшельник.

— Я в смысле имени…

— В имени моем смысла нет. Зови отшельником.

— Хорошо.

Кэт пришпорила помело. Последнее, встав на дыбы, как резвый скакун, понесло нас к поселению волкодлаков.

Не то чтобы я их подозревал в совершении серийных убийств, да и из рассказов Катарины выходило, что они на подобное не способны… вот стадо или отару селянскую проредить — это запросто, а дев древесных потрошить — нет, невозможно.

Если следовать в рассуждениях логике и некоторым фактам, принимаемым за таковые ввиду отсутствия опровержений, то выстраивается цепочка, исключающая причастность волкодлаков к злодеяниям, то есть обеспечивающая им железное алиби. Маньяк орудует топором — это раз, все зверства совершаются при свете луны в тот час, когда зов природы непреодолим — это два. И наконец подводя итог, мы имеем следующее: в то время, когда совершались преступления, волкодлаки находятся в своей волчьей ипостаси и, как следствие, просто не способны пользоваться топором.