Алексей Зубко - Волхв-самозванец

С криком «ГРИНПИС нас не забудет!» я выпихнул, частично расплескав содержимое, змееву поилку из воды. Теперь по почти ровной поверхности толкать стало легче.

В паре метров от Змея Горыныча я опомнился.

— Отойди вон туда. — Я указал на светящийся круг выхода.

— Зачем? — спросила левая голова. Средняя промолчала, а правая пояснила:

— Боится он, чего тут непонятного?

Чешуйчатый парадокс послушно удалился к выходу и замер в нетерпеливом ожидании.

Я уперся в край корыта руками и приналег. Нехотя, с натужным визгом, металл заскользил по камню. Шаг, второй, третий…

И тут Змей Горыныч, расправив крылья, как пытающаяся взлететь курица, ринулся на меня.

С перепугу я неудачно дернулся и завалился на спину. Рванулся, пытаясь отползти за безопасную черту, но нога застряла между небольшим каменным выступом и корытом.

Несущийся со скоростью экспресса Горыныч — это зрелище не для слабонервных.

Забившись, словно заяц в капкане, я с ужасом следил за приближением огромного чешуйчатого монстра. Все произошло в мгновение ока, хотя мне и показалось, что раскручивается замедленное кино.

Взревев, Змей Горыныч разом опустил свои головы.

Раздалось довольное фырканье, и в мгновение ока корыто опустело. Лишь пар клубился.

Наступило мое время. На десерт, так сказать.

Одна из голов — какая конкретно не разберешь, уж очень они переплелись шеями, — приблизилась ко мне и раскрыла пасть.

Мое сердце испуганно дернулось в пятке и замерло. Решил съесть сырым…

Из пасти Змея, усеянной ужасными зубами, высунулся язык и провел по моей щеке.

«Обхватит языком и утянет целиком в глотку, — мелькнула оптимистическая мысль. — Может, даже жевать не станет. Как анаконда».

Но вместо этого язык провел по щеке еще раз, и голова отодвинулась.

— Спасибо, — пророкотал Змей Горыныч, обдав меня волной жара.

— П-п-пожал-луйста, — ответил я, стараясь не откусить язык сильно клацающими зубами.

Нога освободилась, хотелось бы верить, что от толчков Змея, а не от моей дрожи.

— Можно еще? — заискивающе попросила левая голова Горыныча, улыбнувшись во все зубы.

Еще тот видок. Жуть да и только. Отойдя в сторону, я сказал:

— Толкни.

Говорящая трехглавая рептилия осторожно подтолкнула корыто, придав ему ускорение не хуже чем у гоночного болида.

И снова я в роли тягловой лошадки.

После третьей выпитой бадьи Змей Горыныч, довольно фыркнув, констатировал:

— Все. Напился.

Я заблаговременно удалился в свой угол, куда рептилия при всем желании не достанет — цепь не пустит. Утолив жажду, Змей может вспомнить о второй насущной проблеме — голоде. А он, как известно, не тетка.

Змей Горыныч, гремя цепью, заполз в свою нору и принялся сам с собой шушукаться.

Я же положил гудящие руки на колени и принялся раздумывать над своим положением.

С минуты на минуту может появиться хозяин этого чешуйчатого цербера-переростка, и тогда мою вылазку в обитель врага можно считать досрочно оконченной в связи с провалом разведчика, то есть меня. Не очень радостная картина: вместо того чтобы помочь Аленке, освободив ее из плена Кощея, сам попал в ловушку, еще и друзей подвел. Мне не верится, что, если я не появлюсь в условленное время, волкодлаки так просто уйдут. Они наверняка попытаются пройти по моим следам, которые ведут прямиком в лапы Змея Горыныча.

От жалости к себе захотелось завыть на луну. Но она еще не взошла, и поэтому я ограничился покусыванием костяшек сжатой в кулак руки.

Змей Горыныч заворочался и окликнул меня:

— Эй, ты!

— Я, что ли?

— Ты, ты… Больше некому.

— Ну…

— Мы здесь подумали и решили… в общем, мы не свиньи неблагодарные… совестью обладаем… ты нам помог…

— И… — Я попытался подтолкнуть рептилию к сути вопроса.

— Ты можешь идти.

— Как?

— Ногами. Рожденным топать, летать не дано.

— Правда?

— Угу. Вот только…

— Что?

— Слово дай, что выполнишь одно наше поручение.

— Какое?

— Пообещай, что освободишь нас.

— А как?

— Если бы мы знали, — вздохнули головы Горыныча, — так неужели не освободились бы сами?

— Ладно. — Я встал на ноги и торжественно произнес: — Я, волхв Аркадий, клянусь освободить Змея Горыныча из-под Кощеева ига. Клятва может быть отменена только со смертью одного из участников договора.

— Спасибо, — прослезился Горыныч. — Я этого не забуду.

— Я могу идти?

— Конечно.

Змей отодвинулся поглубже в свою нору, освобождая мне проход.

Собравшись с духом, я направился к выходу, ожидая струи огня в спину и броска сминающей все на своем пути туши наперехват.

Но я вышел из пещеры, а Змей Горыныч не попытался перехватить меня. Он только бросил в спину:

— Помни, ты поклялся.

— Я вернусь, — успокоил я его.

Волоча ноги по пустынной дороге, я подумал, как хорошо, что я владею современным бюрократическим языком. Пусть и не в совершенстве, но все равно, самым изощренным местным крючкотворам до меня далеко.

Я пообещал Змею освободить его от ига Кощея, для чего достаточно опровергнуть аксиому о бессмертии некоего сказочного персонажа. Но я в любом случае собирался этим заняться. И если даже мне удастся освободить Аленушку из плена без смертоубийства, то для успокоения совести у меня остается второй пункт клятвы. Об освобождении от обязанностей по причине смерти одного из нас. Нет, я не собираюсь убивать Змея Горыныча, но и сам не собираюсь жить вечно. Не потому что не хочется, а потому, что все равно это невозможно. Сроки освобождения не оговорены… а там… может, и освобожу… все-таки он меня отпустил.

Проникнуть в крепость оказалось делом несложным, но долговременным и мучительным. Причем мучительным не только физически, но и морально.

Два с половиной часа в сточной канаве — это вам не мелочь по карманам тырить. Нечистотами я надышался на десять лет вперед, а уж о внешнем виде и говорить не приходится.

Но тем не менее я уже в замке.

Облегченно перевожу дух.

И тут понимаю, что поторопился с празднованием удачного завершения первого этапа операции — проникновения в логово Кощея Бессмертного. Оказывается, в центре крепости возвышается замок поменьше, но от этого проникнуть в него будет отнюдь не легче. Он в дополнение к неприступным стенам окружен глубоким рвом.

— Н-да, — глубокомысленно произнес я, нырнув в канаву, чтобы там, под прикрытием огромных лопухов и устойчивого смрада, переждать, пока мимо промарширует патруль замковой стражи.

Решив, что вымазаться сильнее уже не смогу, я, увязая в склизкой «бяке», двинулся по направлению к центральному замку. Мимо казарм, мимо трактира с пристроенным к нему веселым заведением, откуда доносятся пьяный ор и женский визг. Кто-то опрокинул мне на голову чан вонючей мыльной воды. Ругнувшись мысленно, я двинулся дальше, мимо конюшен, прямиком ко рву.