Галина Романова - Как начать карьеру

Не знаю, почему я не подпрыгнул до потолка с воплем ужаса — наверное, потому, что профессия некроманта все-таки предполагает наличие крепких нервов. Хотя до мага-практика, ежедневно рискующего жизнью, мне далеко (годы студенчества не в счет, там было все не всерьез!), кое-какие привычки успели выработаться. Поэтому побелевшие пальцы крепче стиснули перила лестницы.

— Это вы, мэтр?

— Я, а кто же еще? — Мой начальник в одних кальсонах прошлепал к стенному шкафу, выудил бутылку и опустился в кресло. — Выпьете со мной?

А что еще делать двум неженатым мужчинам ночью возле камина? Я кивнул и уселся… то есть попытался усесться в другое кресло, потому что в тот же миг из его недр вынырнула когтистая лапа и впечатала мне царапалки в ягодицу.

На сей раз отчаянный вопль все-таки расколол ночную тишину. Мэтр уронил бокал.

— Бесы вас побери, Згаш! Чего орете?

— Н-ничего. — Я с опаской покосился на кресло, полностью занятое кошкой. Вредная скотина даже конечности расставила и хвост распушила, чтобы не оставить конкурентам шансов. — Тут это…

— А… — Заметив причину моего крика, некромант усмехнулся. — Варежка не любит, когда на нее садятся. Кис-кис-кис!

Прислушавшись к интонации хозяина, кошка грациозно выбралась из кресла и прошествовала к нему на колени. На Варежку она никак не тянула — если имелась в виду не варежка тролля-великана.

— Когда я ее нашел, она как раз в варежку и помещалась, — счел нужным пояснить мэтр Куббик. — Было это поздней осенью, она здорово замерзла, дрожала от носа до хвоста. Несколько дней не могла согреться, так у камина в моей рукавице и спала. Выползала только поесть и по нужде… Сейчас у нее в рукавицу только морда и пролезет. Да и то после недельной голодовки!

Кошка открыла один глаз, словно спрашивая: «И у тебя поднимется рука меня неделю не кормить?»

— Крыс она отлично ловит, — добавил некромант и сделал глоток вина. — А почему вы не спите?

Я осторожно опустился в освобожденное от кошки кресло, стиснув в руках бокал.

— Мне та упыриная личинка не дает покоя.

— Вот как? — На меня взглянули поверх бокала так пристально, что сразу вспомнились выпускные экзамены и «добрый-добрый» взгляд преподавателя.

— Она же поздняя! — принялся рассуждать вслух. — По вашим словам, мэтр, вы уничтожили гнездо за неделю до моего приезда. Я тут живу больше месяца. Личинка из первой партии не могла сорок дней просто валяться в земле.

— Почему же не могла? — Некромант задумчиво прихлебывал вино, делая паузы между глотками. — Есть некоторые условия, при которых вылупление может затянуться, но чтобы сорок дней…

— Значит, она намного моложе, — подхватил я. — И была принесена туда позже!

— Кем?

— Не знаю, — признал неохотно.

— Мне этот вопрос тоже не дает покоя! — закивал мой начальник. — Упыри не возникают сами по себе…

— Знаю-знаю, — подхватил я. — Обычно превращение происходит при нарушении обряда погребения… если человек похоронен не в соответствии с постулатами исповедуемой им веры или вообще без соблюдения оных…

— Поэтому после войн упырей всегда так много — какая-то часть покойников остается валяться по оврагам, или просто люди разных стран погребаются в общей яме… Но должна быть и предрасположенность к превращению в личинку , иначе мы бы с вами, Згаш, не знали покоя, мотаясь по миру и упокоивая лезущих отовсюду упырей. Чтобы после смерти человек стал упырем, надо…

— Чтобы его укусил настоящий упырь! — радостно подхватил я. — Или чтобы через могилу в момент похорон перепрыгнула черная кошка…

Лежащая поперек некромантских коленей Варежка открыла один глаз и воззрилась на оратора с сонным негодованием — мол, я не дура, чтобы скакать по жальнику туда-сюда, и вообще, я другой масти.

— Не обязательно кошка, — словно прочел мысли животного мэтр Куббик. — Иногда достаточно и насильственной смерти. Но это-то и наводит на размышления…

Ссадив кошку с коленей, он отошел к стенному шкафу и вернулся с бутылью, откуда щедро плеснул вина себе и мне.

— На какие размышления? — вежливо поинтересовался я.

— На странные! Насильственная смерть тоже бывает разной. Смерть на поле боя, например, казнь преступника, убийство в силу каких-то причин — месть или грабеж. Смерть должна быть не только насильственной, но и неестественной.

— Как та девушка в замке графов Байт?

Наверное, не стоило подавать голос — мой бокал тут же наполнили до краев. Пришлось пить, хотя, надо признать, вино у моего начальника вкусное. Совсем не та кислятина, которую подают в трактирах!

— Да, наверное. — Мэтр подсчитал на пальцах. — Жалко, не догадались труп взять на вскрытие. Я больше чем уверен, что ему примерно шесть — восемь суток. Вопрос: что могло произойти в городе в эти дни?

Я пожал плечами, не рискуя открывать рот.

— Меня это тоже заставляет задуматься, Згаш! — по-своему понял мое молчание некромант и щедрой рукой плеснул в бокал еще вина.

Пробуждение было приятным — кто-то ласково и осторожно щекотал мне щеку чем-то мягким и пушистым. Попытка смахнуть пушинку ни к чему не привела — она не желала убираться, скакала по щекам, словно живая. В довершение всего послышался девичий смех. Ой-ёй, мы что, вчера допились до того, что пошли «по бабам»?

— Ну вот видишь? — подтвердил мои подозрения тихий журчащий голосок. — Не надо его будить!

— Почему? — послышался ответ. — От него было мало толку…

— От него и так его немного! А со спящим нам хоть хлопот меньше — просто затащили бы к себе, и дело с концом!

Та-ак, выходит, я до сеновала все-таки не дошел, и сердобольные девчонки решили мне помочь? Хорошие, надо сказать, тут нравы, в провинции! В столице, да и в любом крупном городе, просыпаться пришлось бы в лучшем случае в караулке городской стражи, а в худшем — сразу в морге, под «заботливыми» руками коллеги-некроманта, которому только что доставили свежий труп для опытов. Ибо в столице заснувшего на улице пьяницу чаще всего раздевают догола, «приласкав» до этого ножом или кастетом, чтобы не мешал работать грабителям. А тут жив-здоров, и по телу елозят прохладные влажные ладошки…

Прохладные?

Влажные?

Ой, мама! Да еще с перепонками!

Мой пронзительный вопль, наверное, распугал всю живность в округе, не говоря уже о неживности. Во всяком случае, мы с двумя лоскотухами отпрянули друг от друга очень резво. Одна из «девчонок» даже не рассчитала и спиной вперед сверзилась с обрывистого берега в речку, на прощанье задрав заканчивающиеся гусиными перепонками ножки. Вторая запуталась волосами в кустарнике.

— Ты чего орешь?

— А ты чего пристаешь?

Кое-как удалось встать на четвереньки — при малейшей попытке выпрямиться мир вокруг начинал вращаться с бешеной скоростью. Дико болела голова, а одна мысль о глотке воды сводила с ума. И плевать, что рядом торчат две озабоченные русалки — подернутая рябью поверхность реки так и манила к себе. Хоть напьюсь напоследок!