Составитель Андрей Синицын Коллектив Авторов - Человек человеку - кот

Вот так. Как раньше, в молодости, когда он настолько увлекался чтением текстов из хранящейся в памяти компьютера гигантской библиотеки, что, будучи не в силах оторваться от экрана, ел прямо здесь, в отсеке управления. Как и тогда, когда он просматривал фильмы из хранящейся там же гигантской фильмотеки или потрошил отдел классической музыки. Ну, а если он уж дело доходило до компьютерных игр…

А сейчас…

Саб окинул взглядом все стоявшее на подносе и решил, что начнет, пожалуй, с гречневой каши.

Да, несколько ложек простой гречневой каши. Вот в чем он в данный момент нуждается.

— Приятного аппетита! — сказал прислужник.

— Спасибо, — машинально ответил Саб.

Он мог бы этого и не говорить, поскольку прислужник являлся всего лишь обычной машиной, и разговаривать с ним было все равно, что пытаться общаться, например, с мясорубкой. И тем не менее, он с ним разговаривал. Прежде всего потому, что приобрел эту привычку еще в первые месяцы пути, и тогда общаться с прислужником, создавать иллюзию будто рядом находится еще одно живое существо, казалось достаточно забавным. Потом это ощущение ушло, а привычка — осталась. И если он придерживался ее все предыдущие годы, то почему должен пренебрегать ей сейчас?

Все начинается с мелочей. Стоит ему хотя бы в чем-то изменить свой образ жизни, как эти изменения коснуться не только его общения с пауком-прислужником. Кстати, он общается еще и с котом…

Ах да, кот…

— Накормлен ли кот? — спросил Саб.

— Ему была предложена пища, — сообщил прислужник. — Однако, он не стал уменьшать ее количество.

Саб кивнул.

Да, так и должно было быть. Впрочем, сегодня день рождения кота, и значит, очень скоро, к нему снова вернется аппетит. Да еще какой.

— Вы должны приступить к еде.

Ну да, ну да… должен…

Саб съел немного гречневой каши. Она была сделана достаточно качественно и обладала отменным вкусом. Однако, все-таки… все-таки…

Взяв вилку, Саб наколол на нее ломтик ветчины, и подумал, что завтра следует устроить еще один день кулинарии. Прямо с завтрака, он все приготовит своими руками. Вот только, надо хорошенько продумать список необходимых продуктов. И приправ. С приправами дело обстояло не лучшим образом. Те, кто комплектовал память бортового компьютера, не уделили им должного внимания, и библиотека специй оказалась неполной. Ему пришлось восстанавливать ее буквально по памяти, создавать методом проб и ошибок. И все же результат был далек от идеала. К примеру, в отношении кардамона он до сих пор сомневается, поскольку…

Отправив кусочек ветчины в рот, Саб вздрогнул.

Что-то с этой ветчиной было не так. Она обладала каким-то не таким вкусом. Неправильным.

Чувствуя как внутри у него все заледенело, Саб взял салфетку, выплюнул на нее полупрожеванный кусок и осторожно положил на край подноса.

Вот как, значит. Выходит, это случилось и с памятью бортового компьютера. Ну что ж, он вовремя спохватился.

Сгрузив поднос на спину паука-прислужника, Саб набрал на пульте необходимую команду и жадно уставился на экран, по которому шустро побежала змейка программы, сканирующей состояние памяти бортового компьютера. Минут через пять она остановилась, открыла пасть и выдала результат: «Стопроцентная норма. Оснований для опасений нет»

Саб ошарашено покачал головой.

Неужели он ошибся? Но ведь ему же явственно почудилось… Может и в самом деле — почудилось? А если нет? Если процесс разрушения памяти зашел так далеко, что программа сканирования уже не в силах выполнять свою функцию и ее лишь имитирует? Может быть корабль, как раз сейчас, медленно, но верно разваливается, теряя один важный узел за другим? Еще немного и дойдет очередь до системы жизнеобеспечения. Тогда он наконец-то получит доказательства…

— Вы не должны отказываться от еды, — сказал паук-прислужник. — Почему вы передумали? Вы съели так мало.

Саб медленно провел ладонями по лицу.

Все верно. Это ошибся он. Сканирующие программы опростоволоситься не могли. И значит, его просто подвела память. Что неудивительно, если вспомнить, сколько он не пробовал настоящую ветчину. А сколько еще…

Интересно, сможет ли он через десять лет, наконец-то вернувшись на Землю, ощутить вкус настоящей ветчины? По идее, к этому времени он должен превратиться в полную развалину. Да, наверное, так и получится. Он еще будет двигаться, думать, даже предаваться каким-то нехитрым, доступным очень пожилым людям удовольствиям, но на самом деле жизнь его кончится.

Стоило ли тратить ее на то, чтобы перенаселенная Земля смогла заполнить частью скопившейся на ее поверхности биомассы еще один до той поры девственный мир? И кто знает, кем он мог стать, если бы не подписал идиотский контракт, не оказался в этом старом, неумолимо несущемся к намеченной цели, космическом бульдозере?

Саб хихикнул.

Мелкое, противное хихиканье неудержимо рвалось из его горла, словно там вдруг включился миниатюрный аппаратик по его производству, работающий беспрерывно, с вечной гарантией и неистощимым запасом сырья. Оно длилось и длилось, это хихиканье.

А потом послышался очень серьезный голос прислужника.

— Я рад, что вы пришли в хорошее настроение. Может быть, это позволит вам съесть еще немного пищи? Вы должны получить свою норму, иначе вашему телу не хватит энергии для нормальной жизнедеятельности.

По идее, идиотское замечание паука должно было вызвать еще более неудержимое хихиканье, но этого не случилось. Заводик оказался не таким уж долговечным. Он просто создавал такую видимость, развеявшуюся, стоило лишь Сабу вспомнить о том, что подобное было не раз, и не два, а гораздо-гораздо большее количество раз. Еще бы, ведь он провел на этом корабле, десятки и десятки лет, большую часть своей жизни, и она эта часть, умудрилась вместить в себя — все. Абсолютно все.

И крайнюю степень отчаяния, и радость и надвигающееся неудержимо, словно вражеский бронепоезд, безумие. Все, все. И вот эта-то невозможность выкинуть что-то новое, породить какую-то новую мысль, касающуюся положения, в котором он оказался, дав согласие на полет, его и остановила. Тот заводик. Поскольку огромная протяженность пути, вместила в себя и его, причем опять же не раз и не два.

— Так вы будете продолжать питаться? — спросил паук-прислужник.

— Кончено, — сказал Саб. — Давай сюда поднос.

И голос его был почти так же бесцветен, не содержал никаких эмоций, как и голос прислужника. Может быть, только, не было в нем посторонних хрипов. Но зато был он сиплым, как и положено голосу мужчины, уже уверенно перешагнувшего порог старости.

Поднос был снова подан ему в руки, и Саб опять установил его на пульт, откушал, не испугавшись отпробовать от пресловутой ветчины. И конечно, в этот раз, вкус ее не показался ему таким уж странным. Но даже если бы и показался? Какое это имело значение для человека, на какое-то время осознавшего невозможность выкинуть что-то новое, заставить себя самого испытать необычные, неизведанные ранее ощущения, которых так жаждало его теперь уже увядающее тело?