Составитель Андрей Синицын Коллектив Авторов - Человек человеку - кот

— Учти, — наставляла меня Кристина, — Игуана не любит молоко. Это заблуждение, что все кошки любят молоко. Нет, если тебе, конечно, наплевать на меня, ты можешь дать ей молоко, и она его, конечно, вылакает. Но на самом деле она его не любит… И не вздумай выпускать ее из домика на улице или в машине. Если она потеряется, я этого не переживу. Это только говорят, что кошки всегда находят свой дом, а на самом деле…

Я старательно пропускал все эти бредни мимо ушей, списывая их на вполне естественные волнение и тревогу. Наконец, мы добрались до больницы, и я с рук на руки передал Кристину докторам. Я честно беспокоился и за нее, и за почти несуществующего еще на белом свете Степку, но, усаживаясь обратно в машину, я все же почувствовал определенное облегчение.

Перво-наперво я открыл «кошачий домик» и позвал: «Кис-кис-кис!» (Действие, запрещенное Кристиной под страхом смерти, как унижающее кошачье достоинство.) Мурка с готовностью запрыгнула мне на плечо и заурчала прямо в ухо. Затем, как мы и договорились с Чучем, я отправился за ним.

— Прикинь, я сперва подумал, что Аркаша на жополете улетел, — сообщил мне Чуч, когда мы, набирая высоту, уже мчались в указанном им направлении — в сторону Мытищ.

— На чем, на чем? — не поверил я своим ушам и от неожиданности так дернул штурвал, что нас даже слегка тряхнуло. «Хо-хо», — прервав мурлыкание, сказала мне в ухо Мурка. Я подозрительно на нее глянул: что, чувство юмора прорезалось? Но нет, это была простая реакция на сотрясение, из-за которого она чуть не слетела с моего плеча и больно в него вцепилась.

— Дело было так… — начал Чуч.

Я врубил автопилот, осторожно снял Мурку, перегнувшись через спинку, положил ее на заднее сиденье и погладил, чтобы не обижалась. Она благодарно потерлась мордой о мою руку. Все-таки она прекрасно меня понимает. В отличие от некоторых. Я вернулся к штурвалу и снова взял управление на себя. Чуч там временем продолжал:

— … Позвонил он мне и говорит: «Сережа, мне сэ-сэ-сэ-срочно нужно отлучится…» — Это Чуч изобразил, как Ворона заикается, когда волнуется. — «Де-де-ловые партнеры вызывают. Будь так любезен, покорми у меня на да-да-даче свинью. Это недолго, — говорит, — у меня жо-жо-жо-жополет короткий, я скоро буду…» Я потом уже понял, что на самом деле он сказал, — «у меня же полет короткий», — но тогда я так услышал. Сильно удивился. И свинье, и жополету. Ну, думаю, видимо, чем жополет короче, тем он быстрее. Но спрашивать не стал, неудобно как-то.

— Болван ты, Чуча, — не выдержал я, уверенный, что все это он сочиняет для смеха. — Жополет-то ты выдумал, это понятно, а свинью?

— Что свинью?

— Есть свинья или нет?! — рассердился я. Если ее нет, какого черта мы летим за город?!

— А я откуда знаю? — непонимающим взглядом уставился на меня Чуч. — Есть, наверное. Аркаша только вчера улетел, я сегодня первый раз туда еду.

— И ты не спросил его, зачем ему свинья?

— Не спросил. Он мне своим жополетом все мысли перебил.

— Ну, а что он тебе все-таки сказал, ты можешь точно припомнить?

— Сказал, что свинья дикая, опасная, что надо быть осторожным, ни в коем случае в погреб не спускаться. Скинуть жратву, и сваливать.

— Бред какой-то, — покачал я головой. — Афраймович и свинья… Еврей-животновод. Это как гений и коварство. Да он тяжелее доллара в жизни ничего в руках не держал. А тут, понимаешь, подсобное хозяйство какое-то…

— Не говори, — поддержал меня Чуч. — И зачем Аркаше свинья? У него же столько бабок, захотел бы, табун свиней себе купил.

— Табун бывает лошадей, — поправил я.

— Слушай, — Чуч сделал большие глаза, — а может он ее любит, свинью эту?

— В смысле… Э-э… Вожделеет?

— Ну. В этом самом.

— Да брось ты. Что за дурацкие выдумки. Он в своей Розе души не чает. Ты вспомни только: «Розочка, миленький мой дружочек, будь так добра, подай мне, пожалуйста, крылышко…»

Мы усмехнулись. Жена у Вороны была дородной теткой с явно выраженными усиками под горбатым носом, но жили они душа в душу.

— Может он ее любит в другом смысле? — предположил я. — Как мы с Кристиной вот эту дикую тварь из дикого леса, — и я через плечо указал большим пальцем на Мурку. — Мало ли какие у людей заскоки бывают.

— О! Киска! — удивился Чуч, посмотрев в указанную сторону. Куда он глядел раньше, я не знаю. — Симпатичная! — Он дотянулся до Мурки и пощекотал ей живот.

— А-ха-ха-ха-ха!.. — отреагировала та, заваливаясь на бок. Чуч отдернул руку и неодобрительно покосился на меня.

— Да. Всякие у людей заскоки бывают, — согласился он. — Хотя, нам-то, какая разница? Покормим свинью и на студию. — И добавил, сверившись с клочком бумаги, который всю дорогу теребил в руках. — Вроде, кстати, подъезжаем.

Это был очень приличный двухэтажный каменный домик с черепичной крышей и садом, обнесенным невысоким штакетником, который, скорее, обозначал границы, нежели защищал от чьего-то вторжения. Бросив экомобиль на обочине возле калитки, мы направились туда. Кошка осталась в машине. В саду обнаружились баня и сарай, в котором по легенде и находился погреб.

Чуч отомкнул такой же, что и на калитке висячий замок, и мы вошли в сарай. Я пошарил по стене у косяка, но никаких признаков выключателя не обнаружил.

— Тут нет электричества, он предупреждал, — сообщил Чуч. — В доме есть, а в сарае нету. Открой-ка дверь пошире, а то совсем ничего не видно, Та-ак… Вот он, люк, возле стенки.

Чуч нагнулся, ухватился за ручку и со скрипом поднял тяжелую крышку. Раздался щелчок, Чуч отпустил крышку, но та осталась открытой.

— Во, — одобрительно кивнул Чуч. — Он мне говорил, что крышка фиксируется. Удобно. Молодец, Аркаша. Хозяйственный мужик.

По сараю распространился тяжелый органический запах. Запах большого животного, помоев и испражнений.

— Брр, — передернул плечами Чуч. — Так. Быстрее скинуть все, что нужно и сматываться.

Я искренне разделял с ним это желание. Он пошарил на полке.

— Ага, вот и комбикорм, — сказал он, распаковывая большую картонную коробку, потом стал вынимать из нее брикеты и сбрасывать в погреб. — Достаточно, — продолжал он комментировать свои действия. — Теперь злаки, — говоря это, он вскрывал какие-то пакеты и высыпал в погреб их содержимое. Снизу послышалась тяжелая возня, звяканье и утробное похрюкиванье.

— Ты там, внизу, видишь что-нибудь? — спросил я Чуча, оставаясь у входа.

— Не, темнота кромешная.

— Что ж он животное в темноте-то держит? Зеленых на него натравить некому, что ли?

— Не знаю, — откликнулся Чуч. — Может, он ее туда только на время отъезда засадил, для простоты. А вернется, снова на свет божий выведет.

— Наверное, — согласился я.

— Что-то я еще забыл ей дать, — сказал Чуч неуверенно.