Александр Никишин - Инкубатор, или  Необыкновенные приключения Юрки Гагарина

Нервы его были натянуты как струны и в нём, пока он крался наверх, опять с переменным успехом боролись два главных качества его существа — жадность и инстинкт самосохранения. Инстинкт вопил: беги отсюда, лопух, дуй скорей из этого дома, пока не случилось что-то непредвиденное и непоправимое! Спасайся, пока не поздно!

А жадность нашептывала горячо и страстно: не спеши, Чирик, не будь дураком, всё кончится, зато у тебя бабла будет — на всю жизнь хватит! Только не поленись, сходи назад за рюкзачком! Картины возьмёт знакомый антиквар на Арбате, барахло и золотишко — приятель-хитрован, у которого ломбард у Никитских ворот. Хорошие деньги дадут, поедешь на Капри, там девочки, там вино, там эта рыбная штука размером с колесо — «зупа де пеши», из десятка сортов рыб, моллюсков, крабов, раков и разных земноводных, ты ж любишь морскую еду, Чирик! Оторвешься, отдохнешь от останкинской нервотрёпки, если, конечно, хватит тебе, трусу распоследнему, смелости, чтобы вернуться в ограбленную квартиру, да ещё в тот момент, когда над домом болтается инопланетный корабль чудовищных размеров, из которого в любой момент могут вылезти чудовища с четырьмя глазами или с хвостами, как в «Аватаре».

А если в виде гнусных огромных, липких пауков? Мерзких, поводящих щупальцам, вонючих, гадких, злобных, пьющих человеческую кровь вампиров, за которой они сюда и прилетели. Бр-р! И что, идти им навстречу, гостеприимно распахнув объятия: дорогие гости Земли, берите меня за рупь двадцать, весь я ваш, пейте мою кровь, помните мою доброту?

И чем больше фантазировал на эту тему Чирик, тем труднее ему давался подъём по лестнице. И уже пот заливал глаза, щипал, попадая между ресниц. Спина давно стала мокрой, а руки липкими и холодными. Зубы у Чирика стучали в такт сердцебиению.

— Только возьму, и бежать, — шепчет Чирик сам себе, держа в вытянутой руке перочинный нож, защищаясь от невидимого, но уже заранее страшного врага. — Только возьму и бежать. Ни на секунду не задержусь, сука буду, если совру!

Тут под ногами хрустнуло стекло. Да так громко, как выстрел! Чирик чуть не наложил в штаны от страха. Остановился, задохнувшись, и прислушался: не слышит ли кто его шумного дыхания? Казалось, сердце сейчас выпрыгнет из грудной клетки и бильярдным шаром застучит по ступенькам. Было тихо, как в кладбищенском склепе, хотя, надо сказать, Чирик совсем не боялся мёртвых. Мать всегда учила: бойся живых, чего мёртвых бояться? Но в огромном-то корабле самые что ни на есть, живые существа! Как они отнесутся к Чирику, встретившись с ним нос к носу, можно только предполагать.

Постояв, он всё-таки двинулся дальше, так аккуратно и так осторожно переставляя ноги, словно шёл не по камню, а по тоненькому льду, который в любой момент мог под ним треснуть и провалиться, унося за собой и Чирика.

Дверь квартиры № 96 была распахнута настежь. Чирик постоял, прислушиваясь. Звуков квартира не издавала. Никого тут не было, а дом спал. Это чуть приободрило Чирика, вселило в него уверенность, что всё сойдёт с рук. Крадучись, прошёл большой коридор, свернул на кухню, и, едва не растянувшись на мокром полу, констатировав, что, убегая, свалил на пол пластиковую бутылку подсолнечного масла, из которой вылилось всё содержимое.

Рюкзак, набитый под завязку ценным добром, лежал на столе. Чирик подкрался к нему, стараясь не глядеть в окно, по принципу: если я на это не смотрю, то этого и нет, и, прижимая к груди свои сокровища, стал пятиться назад. На корабле, видимо, снизили напряжение, и свет уже не бил так резко по глазам.

И тут Чирик сделал то, чего не простит себе до конца жизни.

Он решил разглядеть корабль поближе. Подойти к окну и посмотреть — что это за чудо техники такое? Что-то ему говорило: стой, дурак, не ходи, не смотри, зачем тебе это надо? Беги отсюда, не теряй времени, будет хуже! Но любопытство, гадкое, примитивное любопытство, смешанное со страхом, перевешивало, — где и когда ты такое увидишь, Чирик! — и вот он ближе и ближе подбирается к окну, стараясь не глядеть в него, чтобы, не дай Бог, не встретиться с кем-нибудь взглядом. Этого он, точно, не перенесёт!

Конечно же, он выглянул в окно. А выглянув, замер от величественности и масштабности картины, представшей перед его затравленным взором. Зрелище завораживало и захватывало. Чирик попытался найти в голове сравнение — на что это всё похоже? И понял, что немного на то, как, если бы он, Чирик, забрался под автомобиль и увидел бы снизу трансмиссию, картер, глушитель, нижнюю часть двигателя, раму, пружины амортизаторов, тормозные барабаны, всю ту изнанку, которая прячется под кабиной.

Правда, то, что предстало взору, было в тысячи, в сотни тысяч раз крупнее, монолитнее, запутанней и не походило ни на что. Разве что если перевернуть вверх ногами цех огромного завода; на такой завод водили в детстве Чирика-первоклассника. Там лили металл, туда-сюда сновали электрокары, страшно кричали друг на друга люди, было очень жарко и очень страшно. То была другая, взрослая жизнь и маленького, но уже тогда нестандартно мыслящего Чирика, охватила паника: надо расти очень и очень медленно, не спеша, чтобы не угодить на работу на этот страшный завод.

Корабль завис в такой непосредственной близости от крыши дома, что, если выйти из квартиры № 96 на чёрный ход, прикидывает Чирик, то оттуда, наверное, ещё лучше видно. И он вышел, но упёрся в дверь, которая вела на чердак. А если эту дверь открыть и войти туда, думает Чирик, вынимая отмычки. Ведь ещё лучше будет видно? И вот уже замок открыт. Чирик в полной тьме идёт по чердачному помещению, широко расставив руки, проклиная всё и вся, на узкий-узкий пучок света, пробивающийся через щели второй двери, которая ведёт на крышу.

А если и эту дверь приоткрыть, думает Чирик, то будет хорошо видно крышу дома, от которой рукой подать до надстройки корабля, он уже совсем рядом. Гляну на него с близкого расстояния и тут же назад, думает Чирик и даже сам не понимет, как он оказывается на крыше. А, оказавшись, даже пригнулся от неожиданности, распластался на цементе от страха. Мысль забила в голове молоточками: вскочить и бежать отсюда, рвать когти, улепётывать, валить — да всё, что угодно, лишь бы не быть так близко-близко от металлических конструкций инопланетного корабля, этого мрачного переплетения холодного и страшного железа, лишь очень смутно напоминающего творение человеческих рук.

Любопытство и животный страх у Чирика на одной чаше весов. Но то одно перевесит, то другое. И вот уже он, дрожа всем телом и стуча зубами, встав на карачки, продвигается по крыше к поручню металлического трапа инопланетного корабля, чтобы, как он говорит себе, просто ощутить структуру материала. Сердце его долбится в груди сильно-сильно, а пальцы дрожат. Вот Чирик подержался за поручень и даже отдёрнул руку, ощутив холод металла. И вот уже медленно-медленно он карабкается вверх по трапу из чёрного железа, держась за шершавые поручни, стараясь не глядеть вниз, потому что земля уже далеко-далеко, метрах в ста-ста пятидесяти и машины сверху кажутся не больше коробки из-под ботинок.