Александр Никишин - Инкубатор, или  Необыкновенные приключения Юрки Гагарина

Теперь это шоссе превратилось в ужас и головную боль тех губернаторов, через владения которых оно прошло. Нужно кормить людей, застрявших в бесконечной пробке, а еды нет, гасить кровавые конфликты, возникавшие из-за озлобленности людей, попавших фактически в ловушку, вывозить раненых, больных, рожениц и даже погибших. Я сейчас попрошу оператора показать нам трупы. Вот, вы видите, труп мужчины, там труп женщины, тут старушки. А вот ещё шесть трупов. В вечернем выпуске мы вам покажем морг…».

Ещё он думает о том, как странно устроен человеческий мозг. Откуда в его голове эта идиотская фраза: «Есть ли жизнь на Марсе?». То, что она из старого-престарого рязановского фильма с Гурченко и Филипповым, это само собой. Но ведь это часть какой-то длинной общественной дискуссии чёрт те знает, какого времени. Людям стало тесно на Земле, они начали думать о Небесах Обетованных, о полётах куда-то, о внеземных цивилизациях. Первые спутники, полёт Гагарина, высадка американцев на Луну, выход в космос — всё это воодушевляло до поры, до времени. Не было главного — встреч и полноценных контактов с разумными существами иных миров. В результате тема полётов на другие планеты многим надоела, а вот фраза в мозгах осталась.

Вот и выходит, что мозг человека — как подушечка для иголок — в него воткнуто невероятное количество разного рода шаблонных высказываний, рекомендаций, расхожих, стереотипных утверждений, поговорок, приговорок, цитат из фильмов, строк из песен, которые вертятся в сознании, как мальки на отмели.

Что-то выстрадано опытом предков, что-то практикой потомков и имя им — легион, весь русский язык забит под завязку и никуда от них не деться, не спрятаться. «Далеко пойдешь, если милиция не остановит». Кто, кому сказал, по какому поводу? И ведь везде теперь суём в разговоре. «Тамбовский волк тебе товарищ!». Ну да, из фильма. Следователь говорит кому-то. Где, когда, кому — никто не помнит. «Хорошая жена, хороший дом, что еще нужно, чтобы достойно встретить старость». Бандит Абдулла, «Белое солнце пустыни». Но большинство, кидая в разговоре эту фразу, и не помнит, по какому поводу и кто её сказал. А зачем помнить?

По большому счеёу, все мы Эллочки-людоедочки, думает Семёнов. Та обходилась двумя, кажется, десятками слов и выражений — «хо-хо», «знаменито», «поедем на таксо», «знатный парниша»; наш набор посолидней, но ведь это тоже — набор, язык-суррогат: «не стой под краном», «уважай старших», «не плюй в колодец», «раки любят, когда их варят живыми», «королева любит свой цвет», «помеха справа, уступи дорогу», «тебя посадят, а ты не воруй», «переходи улицу в положенном месте», «курение убивает», «не мочись против ветра», «мой руки перед едой», «Москва — порт пяти морей», «шампанское по утрам пьют только аристократы и дегенераты», «Ленинград — колыбель революции», «Пушкин — наше всё», «встреча на высоком уровне прошла в дружественной обстановке», «пар костей не ломит», «ум хорошо, а счастье лучше», «не родись красивой, а родись счастливой», «привет с Большого Бодуна», «не имей сто рублей, а имей сто друзей», «Газпром — национальное достояние России», «на чужой счёт пьют даже трезвенники и язвенники», «Россия — родина космонавтики», «Бог всё видит», «партия — наш рулевой», «капля никотина убивает лошадь», «сколько волка не корми, он в лес смотрит», «если б море было водкой, стал бы я подводной лодкой», «моя полиция меня бережёт», «не уверен, не обгоняй!», «своя рубашка ближе к телу», «любишь кататься, люби и саночки возить», «своя ноша не тянет», «есть ли жизнь на Марсе?».

Никогда не волновал Семёнова ответ на этот вопрос про Марс. Где Марс, а где Семёнов? Он — человек конкретный, деловой, даже в чём-то приземлённый и Марс ему до фени, как, впрочем, и сами марсиане. Ну, не верил Семёнов в то, что мы не одни во Вселенной, что есть иные цивилизации, даже более развитые, чем земная, не верил в существование таинственных подводных субмарин, которые носятся в Бермудском «треугольнике» со скоростью 300 километров в час, в то время, когда самая быстроходная «земная» лодка развивает едва-едва 50–60.

Этими странными скоростными лодками пугают моряков всех стран мира. Раньше в роли пугала выступал «Летучий голландец», оставленный командой, а сейчас — сигарообразные подводные объекты непонятного происхождения. То ли наследство третьего рейха, то ли инопланетные творения.

Семёнова всегда раздражали досужие разговоры об НЛО, о «летающих тарелках», про пермский разлом, в котором кишат пришельцы и про другие измерения, в которых исчезают пришельцы целыми стадами, воруя землян. Не верил, что когда-то Землю уже посещали инопланетяне, а уж тем более не верил в то, что они снова её посетят. Никогда на эту тему он не поддерживал разговоров, но и ни с кем на этот счёт не спорил, считая это зряшным делом, пустым времяпрепровождением. А может, просто берёг свою психику.

Его работа требовала простых и понятных решений, конкретных поступков, рутинных действий и собранности. Есть закон, а есть тот, кто этот закон преступает. И его задача этих преступивших найти и наказать. Поэтому, думая об «останкинском деле», он отгонял от себя досужие рассуждения о пришельцах, следы пребывания которых в Останкино, правда, опровергли его критические взгляды на мир и его устройство, но он как бы оставлял эту тему за скобками, мол, Богу — Богово, а кесарю — кесарево. Пусть какие-нибудь яйцеголовые занимается инопланетянами, те, кто за это деньги от государства получают, а он будет концентрировать своё внимание на том, на чём, собственно говоря, ему и полагалось концентрироваться, за что он и получал свою немаленькую зарплату — на расследовании, связанном с вещами понятными, зримыми и очевидными.

Исчезли десять землян? Исчезли. Ещё пятьсот с лишним несчастных чуть не лишились рассудка, совершив головокружительные перемещения по земному шарику? И это было. Ясно, что всё это с подачи тех, кто, вероломно нарушив его страны, попытался сотворить в Останкино что-то, неподвластное рассудку Семёнова. И вот это «что-то» и было темой его расследования, а стояли за этим таинственные инопланетяне или простые, как сапог, «братки» — для него не имеет значения, тут важен сам факт состава преступления.

Хотя, надо сказать, Семёнов был человеком самокритичным и иногда ловил себя на мысли: а не пытается ли он упростить это дело? И сам же себе отвечал: если не упрощать, то крыша просто «поедет» от всей этой чуши. Очевидно, это была защитная реакция его организма — упрощать, чтобы не сомневаться. Как говорится: инопланетяне отдельно, нарушение закона — неважно, кем, — тоже, отдельно.

Как в любимой шутке президента про мух и котлеты.