Екатерина Федорова - Способ побега

Терли, не сказав ни слова, целеустремленно зашлепала по жиже. Он, пригнувшись, двинулся следом. Даже в самой высокой своей точке — там, где косо нависающие стены сходились к вершине, — туннель был низковат для эльфа. Терли, шедшая впереди, двигалась уверенно. Жижа, наполнявшая туннель, слабо фосфоресцировала в темноте. И этого свечения было достаточно, чтобы даже женщина могла идти по туннелю, не тыкаясь на поворотах носом в стены.

Для эльфа же света хватало и на разглядывание стен, тянущихся с двух боков туннеля. Они были не из камня. «Опять какая-то магическая дрянь», — решил Вигала. Ровное покрытие без швов, впадин и зазоров.

Через десять шагов Терли остановилась и ткнула концом лома в сходящиеся над головой стены. Сверху открылось темное отверстие люка.

И запах жареного мяса, хлынувший эльфу в ноздри, перебил даже отвратительную вонь испарений от зловонной жижи.

Это был его выход. Он безропотно подпрыгнул вверх, уцепившись руками за обвод люка. В камере было темно, но не для глаз эльфа. Вигала залез на край, выпрямился и уверенно прошел к тому месту, где на полу лежала груда, чуть более темная, чем поверхность пола. Затем, не тратя времени на осмотр, взвалил свою находку на плечо.

— И что теперь? — почти сердито спросил он, мягко плюхнувшись в содержимое туннеля.

Живая ноша на его плече дернулась и застонала. Вигала поморщился. Запах паленого лез в ноздри. Хоть эльф и старался не принюхиваться, все же не дышать он не мог. А с потоком воздуха тяжелой широкой волной шли и запахи — миазмы из канализации и вонь обожженной плоти. Человечишко дышал сухо и клокочуще. И говорить — а уж тем более кричать — был не в состоянии.

«Хоть что-то хорошее, — мрачно подумал Вигала. Интересное зрелище он будет представлять, шлепая по дерьму и шепча: „Ну потерпи, миленький, еще чуток, и все…“»

— А теперь за следующим! — важно сказала эта нахальная Терли и помчалась дальше по коридору.

Туннель закруглялся. Значит, обходил пыточные камеры по кругу. Следующая остановка произошла шагов через пятьдесят. Вигала заглянул в квадратное отверстие, появившееся в скосах стен после тычка ломиком. И покосился на женщину, едва достававшую ему до груди.

Неразумно было лезть наверх, уже имея ношу на плече. Но бухнуть в грязную жижу тело с ожогами — это значило угробить узника, столь драгоценного для этой самонадеянной Терли. Ожоговые раны имеют склонность перерастать в нечто большее, соприкоснувшись с грязью и заразой. Об этом Вигала знал не понаслышке. Он видел пожары на Квадруле, когда там горели танговые леса, растущие на горячих болотах. Тогда эльфы и драконы спасали кого могли и сваливали их прямо на окраинах выгоревших лесов. В булькающую воду болот, наполненную ошметками сдохших от жары тамошних рептилий и трупов насекомых, которые по размеру были больше даже его друзей из людской расы.

Когда пожар догорел, из многих сотен спасенных выжили только двести с небольшим Довеском человек. Большая часть из погибших умерли не от самих ожогов, а от грязи и заразы, попавших в раны.

А в размазне, наполнявшей туннель, наверняка и то и другое имелось в достаточном количестве.

Терли, разрешив его сомнения, резко повернулась к нему спиной и приглушенно рявкнула:

— Клади! И лезь!

Вигала, свирепо оскалившись, не слишком нежно уронил узника на женские плечи. Терли, к его удивлению, даже не покачнулась.

К тому, что встретило его во второй камере, эльф не был готов. Вместо пусть и пострадавшего, но все-таки тела, в углу колыхалась странная масса. Он вгляделся, напрягая зрение.

Прямо от пола вверх тянулись сплетенные стебли, слабо трущиеся друг о друга. И доходили до высоты его роста. Вигала, чертыхнувшись, торопливо подошел.

Из массы стеблей таращились выпуклые влажные глаза. Ниже виднелось сглаженное, как будто по нему прошлись теркой, лицо.

Дироньяк с планеты Дирона. И даже лицо было знакомо Вигале по курсу в Мод Хирше, где ему приходилось изучать современные политические системы миров, доступных эльфам. Когда-то это лицо играло значительную роль по всей Дироне. Как интересно — а он и не знал, что тамошний Мэмэ Цакуто, в переводе Родитель Всех Детей, слетел со своего поста и эмигрировал сюда, в город магов.

Как диктатор, Мэмэ Цакуто был вполне рядовым. Вигала знал о нем немного — что в самом замке Мэмэ для избиений всех инакомыслящих имелась почти обрядовая арена, где каждый вечер на радость Родителю устраивалось представление с дергающимися от боли телами. И стена поклонений по периметру замка, куда все рядовые дироньяки должны были каждый месяц прибывать для телепатической считки (и чистки) сознания. А самки еще один раз в год дополнительно посещали клинику дворца — для осеменения. Родитель Всех Детей действительно был родителем всех детей на Дироне…

Как видно, кто-то из деток унаследовал авторитарный нрав и харизматический характер родителя.

Как опасно все-таки разбрасываться наследственностью по сторонам…

Он почти насмешливо протянул:

— А это, как я понимаю, любимое диронское развлечение — проращивание растения асфалья в теле живого преступника.

И надломил один из стеблей.

По пальцам заструился липкий сок. Мэмэ Цакуто дернулся и болезненно заморгал глазами. Кричать он не мог — дироньяки общаются на языке жестов, а руки у Мэмэ Цакуто сейчас были спеленуты стеблями. Собственно, у дироньяков не было даже губ и голосовых связок, чтобы издавать звуки. Что после ехидной Терли, слишком вольно владевшей языком, эльфа могло только обрадовать.

До него донесся голос женщины, оставшейся внизу, под люком:

— Что ты там возишься?

— Заткнись! — неласково бросил он, не тратя времени на оборачивание. — Не потащу же я с собой такой сноп.

Договор есть договор. И хотя Мэмэ Цакуто не был невинным узником, которого стоило спасать, все же эльфа связывало обещание.

И еще Вигале не хотелось пререкаться с женщиной, ждавшей его под отверстием люка. Не то чтобы она была настолько безупречной, чтобы он перед ее прекрасным личиком устыдился своего собственного равнодушия ко всем, кроме своих друзей и своего дела, но…

«Но в проклятой гоблинше обнаружилось слишком много благородства», — злобно подумал Вигала.

И с размаху опустился на колени, протянув руки к изножью шевелящейся массы.

Эльфы — зеленый народ. Придется уговорить стебли усохнуть, а то не удастся протащить всепланетного папашу даже в отверстие люка.

Он выполнил свое дело достаточно быстро, не обращая внимания на понукания и нелестные эпитеты, доносившиеся снизу из люка. Самым безобидным из них было «высокородная заносчивая морда». К остальным он даже не прислушивался, решив сохранять спокойствие.