Юлия Жукова - О богах, шакалах и детях

— Гляди, кто-то прознал, что ты гобелен Учоку плетёшь, — говорит муж, протягивая мне пакет. — Это нитки для него.

— Откуда ты знаешь, что именно для гобелена? — удивляюсь я.

— А ты посмотри, на что намотаны.

Я разглаживаю пакет и присматриваюсь. Из клубка торчат деревянные голова, хвост и лапы какой-то птицы, похожей на ворону.

— Бормол, что ли? — спрашиваю.

— Ага, бормол, которым призывают благосклонность бога, — подтверждает Азамат. — Учок-хон вороном перекидывается, это его птица, вот тебе и чёрная пряжа — на гобелене воронов выплетать.

— Погоди, а откуда кто-то могу знать про гобелен, если я его начала плести перед самым отъездом сюда, а эти мешки у нас лежат уже пару месяцев как минимум?

Азамат задумчиво пожимает плечами.

— Может, я и не прав, и это просто совпадение, но мне легче поверить, что подарок от знающего или от духовника, который заглянул в будущее.

Я возвожу очи горе.

— Этого ещё не хватало, мало мне и так мистики вокруг. Ладно, если ты считаешь, что подарок безобидный, я его использую. А пока пошли спать, вон у нас дети уже дрыхнут в обнимку.

Кир с Алэком и правда являют собой элемент узора на ковре, поблёскивая камушками.

* * *

Фотограф является через минуту после того, как часы в кухне кукукнули полдень. Он молодой, деловитый и нарядно одетый, только поверх меховых штанов с узорными вставками натянуты серые наколенники, видимо, на случай если придётся ползать по полу в поисках ракурса. На Азамата он смотрит с откровенным ужасом — тот вышел с кухни по локоть в крови, потому что занимался там разделыванием очередной туши, и почти срау ушёл обратно. Ко мне у юноши в глазах читается интерес. А остальных просто не замечает.

— Будьте здоровеньки, — здоровается он в несколько фамильярной манере, стряхивая снег с сапог притопыванием на коврике. — Что ж вы так дворников-то распустили? Я хотел дом поснимать, а вокруг него всё снегом завалено.

— И вам не болеть, — откликаюсь я и добавляю с покер-фейсом: — Хорошо, что вы вокруг дома не пошли, там моя мама сад насадила, если б вы что-нибудь затоптали, она бы с вас скальп сняла.

— Мама? — переспрашивает он с опаской.

— Ну да, — пожимаю плечами я. Слухов о моём происхождении-то никто не отменял.

— Кхм, — прокашливается он. — Ну что ж… Давайте тогда в доме поснимаем, а там, может, вы мне покажете, где можно подойти?

— Кир, покажешь тропинку? — ласково прошу я.

Кир, которого фотограф полностью проигнорировал, кивает и улыбается так хищно, как будто у него там уже заготовлена ловушка на мамонта. Впрочем, я бы не удивилась. Кир не любит, когда его игнорируют.

Фотограф меж тем, не подозревая, какие опасности его подстерегают, раздевается, достаёт наладонник и принимается там что-то отмечать.

— Предлагаю начать с гардеробной, — наконец изрекает он.

— С чего? — моргаю я.

— Ну, где вы одежду храните?

— В шкафу.

Тут уже моргает фотограф.

— Вы основную часть в столице держите, да? — догадывается он.

Я прикидываю.

— Да нет, примерно пополам. Ну давайте я вам покажу, чего время тратить.

Фотограф боязливо следует за мной ко встроенному шкафу с шубами и куртками. Взгляд его примерзает к моему прекрасном элегантному лыжному костюму из серебристой термонепромокайки.

— Это… мальчика, да? — с надеждой спрашивает фотограф, кивая на Кира.

— Нет, это мой лыжный костюм, — с гордостью отвечаю я. Костюм и правда очень удачный.

— Может, мы его временно уберём, чтобы в кадр не попал? — робко предлагает фотограф.

— Ещё чего! — возмущаюсь я. — Я его надеваю чаще, чем любую из этих шуб, когда с ребёнком гуляю.

— С ребёнком… — упавшим голосом повторяет фотограф. Потом вздыхает и берёт себя в руки. — Ладно, как вам будет угодно.

После этого всё более менее идёт как по маслу. Он расставляет треногу, укрепляет свою навороченную технику, лампы, отснимает это свидетельство моего морального падения, а потом и прочие, когда я демонстрирую содержимое остальных шкафов. Непоправимую психическую травму юноше наносит единственная спальня на двоих с мужем, а от вида моего кабинета ему становится всерьёз плохо. Выясняется, что целителей он боится с детства.

— Что же вы взялись за такую работу? — удивляюсь я, снаряжая лазерную пилу. — Знали ведь, что я целитель.

— Да я не думал, что у вас тут всё это хранится. А ч-что вы такое включаете?..

— То, чем я Ирлик-хону руки отпиливала. Будете щёлкать?

Фотограф бледнеет, зеленеет, но аппаратуру расставляет. Кир выглядывает у него из-за спины с любопытством, лазерной пилы он ещё не видал.

После испытания хирургическими инструментами я позволяю трепетному юноше обрести душевный покой, для чего выкладываю перед ним всякое вязание и вышивание. Кир охотно приносит свою дублёнку и шарф. Гобелены производят на гостя самое неизгладимое впечатление, даже недоделанный с Учоком. Правда, я с утра ещё немножко его помучила, изобразила, как смогла, орнаментального ворона дарёными нитками. Ворон получился жирный и блестящий, не смотря что стилизованный.

Отсняв мою небольшую коллекцию косметики и широкий ассортимент детских игрушек, фотограф наконец-то набирается храбрости зайти на кухную, где Азамат с Ароном при поддержке мелкого и по уши перемазавшись в мясе, разбирают остатки вчерашней добычи. Азамат, убрав с лица выбившуюся прядь и оставив на щеке кровавые разводы, басит:

— Прямо сейчас кастрюли поснимать не получится, видите, занято.

Юнош бледнеет так, что того гляди хлопнется в обморок.

— Идите, пока светло, дом снаружи поснимайте. Лошадей, мостки… Кир, проводи?

Кир выскакивает из дому с неменьшим энтузиазмом, чем несчастный гость, едва накинув дублёнку. Азамат посмеивается и качает головой.

— Я чувствую, слухи обо мне в ближайшее время обрастут подробностями.

— Ну ты сам постарался, — замечаю я. — Вам тут не помочь пока? А то мне бы не хотелось откачивать этого слабонервного.

— Да мы сейчас уже закончим. Можешь сунуть что-нибудь в духовку, надо этого мальчика хоть покормить, он ведь наверняка с утра не евши…

— Ты что, разве можно странников прикармливать?! — ужасается Арон. — Потом не отобьёшься.

— Этот ещё пока не странник, — отмахивается Азамат. — Так, личинка.

Фотографа Кир возвращает в виде глазированного печенья. Снег сегодня липкий и мгновенно образует ледышки на шубе.

— Ты чего, с горки на нём катался? — спрашиваю я шёпотом, пока гость развешивает свои меха на сушилке.

— Да нет, — невинно пожимает плечами Кир. — Я ему сказал, типа ты там поосторожней, наст хрупкий, а он как треногой опёрся…

— Ты особенно-то не усердствуй, — шепчу я. — Он тебе ничего плохого не сделал.