Леонид Каганов - Роман и Лариса

В отличие от города старой застройки, новый район был особенно красив: здания стояли высокие и современные, и совершенно не похожие друг на друга. Все они сверкали стеклом и металлом, устремляясь вверх, словно тянулись к Земле, а в вышине изящные корпуса соединялись прозрачными тоннелями, обзорными балконами и висячими площадками с садами на гидропонике. Садов пока не было, но роботы-садовники уже что-то вскапывали.

Во всем этом явно чувствовался свободный размах и смелость талантливого архитектора, рискнувшего пренебречь традициями, условностями и штампами. И неудивительно — ведь эскизы этого строительного проекта разрабатывала Лариса.

Набежавшие журналисты принялись ее расспрашивать об идеях и творческих планах, но Лариса ловко ушла от всех вопросов за спину Романа. Тогда журналисты принялись расспрашивать Романа, но он ловко ушел за спину своего нового тестя — бывшего губернатора Виктора Тимофеевича.

— Скажите! — набросились на того журналисты. — Почему вы решили оставить большую политику?

— Я решил посвятить жизнь тому, что мне по-настоящему интересно, — отвечал Виктор Тимофеевич. Экологические проекты. Пчелы. Первая пасека на Луне.

— А кому из претендентов на пост Губернатора вы желаете победы на выборах? — спросили журналисты.

Виктор Тимофеевич задумался и посмотрел поверх журналистских голов на афишную тумбу, на которой был наклеен предвыборный плакат с фотографией улыбающегося Томаса.

— Разумеется, — веско произнес Виктор Тимофеевич, — мы столько лет работали с Томасом, что я абсолютно убежден: это очень надежный, честный и ответственный чиновник, хорошо знающий свое дело. Однако, — добавил Виктор Тимофеевич, покосившись на другую афишную тумбу, — боюсь, борьба окажется серьезной, и шансов у Томаса не так уж много.

На второй афишной тумбе красовался портрет Википеда с назидательно поднятым манипулятором. «Теперь все будет!» — оптимистично гласила надпись на плакате.

О молодых наконец-то забыли. И это было прекрасно! Роман и Лариса, взявшись за руки, побежали по аллее, высоко подпрыгивая при каждом шаге — одновременно от радости и от низкой лунной гравитации.

Они бежали мимо строящихся корпусов, мимо роботов, сажающих деревья, мимо свежеокрашенных лавочек, фонарных столбов и скворечников. Никто их не преследовал и никто на них не смотрел — кроме одного пенсионера, сидящего на лавочке в старомодной шляпе со старомодной тросточкой в руке. Когда Роман и Лариса пробежали мимо, он снял шляпу, приветливо помахал им вслед и еще долго смотрел вдаль — на лице его была улыбка, а в глазах — бесконечное понимание. Но Лариса и Роман его не заметили. А если бы заметили, Роман бы очень удивился, до чего же лицо этого человека напоминает лицо Отшельника.

— Смотри! — вдруг сказала Лариса и остановилась, задрав голову. — Журавли!

— Ух ты! — остановился Роман, вглядываясь в небо. — Как они перебрались сюда, лифтом что ли?

Действительно, высоко под самым куполом кружил журавлиный клин. Его вожак, степенно покачивая крыльями, изредка оборачивался, раскрывал клюв и издавал призывный клич. Стая подхватывала прекрасным слаженным хором. Сделав несколько кругов над зданиями, вожак уверенно качнул крылом и решительно повернул клюв в сторону Солнца. Он вел свою стаю на юг... И вдруг вожак словно налетел на невидимую стену и, обиженно каркнув, камнем полетел вниз, в заросли сирени у периметра стеклянного купола. За ним, словно брошенные в стенку гвозди, посыпались остальные журавли.

— Бедняги, — вздохнула Лариса, — не знают, что никогда у них не получится улететь на юг.

— Получится, — убежденно ответил Роман. — Если им надо — все обязательно получится.