Вадим Проскурин - Братья-оборотни

— Не еб твою мать, а благословите, святой отец, — поправил его Бенедикт.

— Благословите, святой отец, — повторил Мелвин.

Он посмотрел в торец чудотворного посоха, и засосало у Мелвина под ложечкой, померещилось ему вдруг, что из железного набалдашника смотрит на него невидимая колдовская стрела. Бенедикт отвел набалдашник в сторону, неприятное чувство сразу исчезло.

— Склони голову и повтори громче, людям не слышно, — сказал Бенедикт.

Мелвин склонил голову и заорал во всю глотку:

— Благословите, святой отец!

Крик прозвучал не смиренно и не торжественно, а глупо, как у того мальчишки-урода, которого прошлым летом показывали комедианты на ярмарке в Бэнбури.

— Благословляю! — провозгласил Бенедикт. — Благословляю тебя, чадо, на честное и справедливое правление! Зрите, люди, и внемлите! Перед господом богом свидетельствую — истинный ярл Локлирский стоит сейчас передо мною! Встань, сэр Мелвин, и исполни, что положено!

— А что мне сейчас положено? — тихо спросил Мелвин.

Бенедикт улыбнулся, как улыбается домашний кот блюдцу сметаны. Или как дикий кот улыбается слетку воробья, застигнутому на открытом месте.

— Обратись к братьям во Христе с речью, — посоветовал Бенедикт. — Вырази благодарность мужам, чей подвиг вознес тебя на престол сего замка.

Мелвин вспомнил, как в соседней Франции хитрые мажордомы отняли власть у потомков Карла Великого… или предков… хер запомнишь эту блядскую историю… А этот поп не менее хитер, чем злокозненные Меровинги…

Мелвин встал и совершил четыре поясных поклона, по одному на каждую сторону света.

— Благодарю вас, братья мои во Христе! — прокричал он. — Никогда не восторжестовала бы справедливость без вашей поддержки! Мажордома ко мне! Вина дворянству и народу! Немедленно и много!

— И духовенству, — пробормотал Бенедикт, недовольно скривившись.

— И духовенству тоже! — не стал возражать Мелвин. — Духовенству больше всех!

И направился в ворота замка, где его ждал верный вассал барон Реджинальд Хеллкэт.

— Отряди кнехтов, пусть приглядывают за этим сбродом, — негромко приказал Мелвин верному вассалу. — Я этим крестоносцам благодарен охуеть как, но в жилые и служебные помещения их пусть не пускают. Знаю я эту породу — что найдут, то спиздят, а что не спиздят, то обосрут.

— Все сделаем в лучшем виде, — заверил Мелвина верный вассал. — Не извольте беспокоиться, ваше высочество.

Внезапно рядом нарисовалась незнакомая дева, молодая и пригожая, с радостным воплем кинулась юному ярлу на шею, и стала неистово целовать его в щеки и губы. Мелвин не возражал.

— Милый! Любимый! — приговаривала дева между поцелуями. — Живой! Знай, суженый мой, я всегда в тебя верила и любила только тебя, а подлый Роберт меня околдовал богомерзкой магией.

Мелвин рассмеялся. Только после этих слов он начал понимать, что происходит. Вот, значит, какая она, Изабелла Айронсайд… Смазливая, раскованная, немудрено, что Роберт ее с блядью перепутал…

— Это не смешно! — воскликнула баронесса обиженно. — Сэр Роберт был таким гадким чернокнижником! Как прекрасно, что ты его убил! Он подавлял мою волю! Заставлял делать всякие гадости! Как хорошо, что ты расколдовался! А ты больше не будешь превращаться в дракона? Мне так нравилось, когда ты в перьях…

Мелвин поморщился.

— Да хватит тебе нос воротить! — рассмеялась Изабелла. — Я люблю разнообразие в любви! Мелвин, милый, пойдем в спальню, прямо сейчас! Чего ты такой скромный? Мог бы раньше признаться, кто такой, а то заладил: рыцарь знатного рода, рыцарь знатного рода, а какого рода, не скажу… Я так соскучилась по мужской ласке! В облике дракона ты тоже хороший, но мужчина — это мужчина!

Будь Мелвину лет тридцать или хотя бы двадцать пять, он бы отвернулся с негодованием от неприкрытого разврата, непосредственно граничащего со скотоложеством. Но Мелвину было восемнадцать лет, и юношеская пылкость еще не уступила место в его душе зрелой мудрости.

— Пойдем, — сказал он и облизнулся. — Я тоже… гм… соскучился.

Баронесса увлекла его в спальню, и следующие полчаса между ними не происходило ничего, что можно было бы описать в обычном тексте, не относимом к числу порнографических. Но замаскированные в опочивальне видеокамеры передавали все происходящее на спутник и далее во всемирный информаторий Земли, где трансляцию смотрели в прямом эфире полтора миллиона зрителей. За полчаса эта трансляция собрала более тысячи комментариев, большинство зрителей ругали оператора за плохое освещение, тот вяло отругивался, дескать, фильм документальный, категория amateur, чего вы хотите?

Закончив дело, Мелвин откинулся на подушки, и некоторое время расслабленно лежал, а его взгляд блуждал вдоль и поперек потолочных балок. Мелькнула внезапная мысль: «А вот если бы какой-нибудь мастер сумел бы сделать зеркало, достаточно большое и легкое, чтобы повесить на потолок, тогда можно было бы смотреть со стороны, как кувыркаешься с девкой, занятно, должно быть…»

Белла облизнулась в последний раз и сказала:

— Мелвин, милый, я так счастлива! Когда мы поженимся?

«Ну вот», подумал Мелвин. «А как все хорошо начиналось».

— Не знаю, — ответил он вслух. — А почему ты думаешь, что мы поженимся?

Большие глаза баронессы Изабеллы стали еще больше.

— Ты обещал! — воскликнула она.

Мелвин улыбнулся и помотал головой из стороны в сторону.

— Ошибаешья, красна девица, — сказал он. — Я тебе ничего не обещал. Я впервые увидел тебя менее часа назад.

Изабелла нахмурилась.

— Вот, значит, как, — сказала она. — Решил отвертеться. Типа, я не я, и дракон не я…

— Дракон не я! — подтвердить Мелвин. — Не стану отрицать, по божьему благословению я приобрел свойства оборотня, но конкретно в дракона я оборачиваться не умею. В пса умею, в святого Михаила умею и еще умею в стаю неведомой хуйни, и это все. Драконом я никогда не оборачивался. Дракон — мой враг, мы с ним дважды сражались, но никто никого не победил. Видишь ли, милая, когда дерутся два оборотня, никто не может одолеть другого, у нас же раны заживают в считанные мгновения…

— Ах ты сука, блядь, мудило! — закричала Белла, набросилась на Мелвина и стала полосовать ему морду острыми когтями.

Мелвин вначале хотел дать ей в морду, но потом подумал: «А зачем?» И отпал на подушки, и лежал смирно, и терпел. А вернее, забавлялся.

Через минуту Белла стала уставать, и тогда Мелвин одновеременно исцелил все царапины. Белла перекатилась на другую половину постели и стала плакать.

— Я же тебе говорил, милая, — сказал Мелвин с улыбкой. — У нас, оборотней, все раны заживают очень быстро. Ты перед тем, как когтями размахивать, лучше сначала слушай, что умные люди говорят. Утомилась, бедненькая…