Алекс Орлов - Тютюнин против инопланетян

– А вот и я! Здравствуйте, Арина Родионовна! – радостно прокричал он, обращаясь к Серегиной теще.

– Да не Арина я Родионовна, башка твоя тупая! Я Олимпиада Петровна.

– Вон оно как сложилось, – с грустью в голос резюмировал Леха.

Сергей пытался втащить его обратно в коридор, но гость крепко держался за дверной косяк.

– Знавал я батюшку вашего – Петра Олимпиадовича, – неожиданно сообщил он и даже всхлипнул. – Добрейшей был души человек…

– Э-э-эх, пьяная твоя рожа, – укоризненно покачала головой Олимпиада Петровна. – Это женушка твоя еще не знает, но я-то ужо ей скажу. Ну-ка, Люба, набери мне Смольный, сейчас мы карательный отряд вызовем!

– Постойте, – выступил вперед Тютюнин. – Постой, Люба, не набирай телефон. Алексей должен сообщить мне что-то важное.

– Это касается государственной безопасности! – подтвердил Окуркин. – А потом – хотите стреляйте, хотите так ешьте… – Леха махнул рукой. – Мне теперь все одно. Мир рушится!

– Во! Встретились подельнички! Все у них теперь рушится!

Наконец Сергею удалось утащить Леху на кухню и там усадить на табуретку.

– Говорит толком, что случилось.

– Случилось, Серега. Случилось… То, что мы видели этих крокодилов-ящериц, это не глюк был.

– А что?

– Слушай сюда. – Леха склонился над столом и задышал на приятеля фильтрованным продуктом. – Короче, пришел я в гараж и решил принять на грудь, так сказать, за освобождение из кичи… Ну, там, Владимирский централ, ветер северный… Ты меня поймешь. Принял грамм пятьдесят и пошел домой. Захожу, Ленка читает свою вторую книжку, а телик сам по себе мурлычет. Я гляжу туда, а там баба, в смысле дикторша, с этой рожей разговаривает. Ты представляешь, себе?

– С какой рожей?

– С ящерицей, Серег. С этой здоровенной ящерицей, которых мы сегодня железяками глушили, а до этого в парке видели. Ведь в парке, Серег, в парке-то мы были трезвые.

– Точно! – Тютюнин хлопнул себя по колену. – В парке мы были трезвые. И чего ты предлагаешь?

– Выпить.

Окуркин вытянул откуда-то из штанов теплую бутылку фильтрата.

– Выпить, конечно, можно, – не отводя взгляда от искрящейся жидкости за стеклом, согласился Серега. – Только это уже наглость будет. Люба не одобрит.

– Люба пусть курит сигареты «Прима», а мы с тобой должны мир спасать. Выпей пятьдесят грамм и пойдем пощелкаем каналы. Я тебе покажу такое, что просто дас ист фантастиш. Без балды.

– Ну разве что пятьдесят грамм.

– Не более, – мотнул головой Окуркин.

Сергей прямо из горлышка сделал пару глотков, с удовольствием выдохнул пары и поднялся.

– Пошли, покажешь.

– Сейчас. – Окуркин тоже приложился к бутылке, однако не стал ограничиваться парой глотков, и Сереге пришлось отнимать драгоценный препарат, чтобы хватило для дела.

Вскоре оба появились в большой комнате, где в выжидательных позах сидели Люба и Олимпиада Петровна.

– Люба – пульт! – властно скомандовал Тютюнин. Супруга сейчас же передала ему управление телевизором «Горизонт».

– Ну, куда жать, разведчик? – спросил Серега и, включив наобум какой-то из каналов, попал на лягушачьи глаза и рот с полтыщей зубов. Это было именно то, что они сегодня под вечер колошматили рессорой и коленчатым валом.

– Ну и как тебе шоу, Серега? – спросил Окуркин, самодовольно улыбаясь.

– Постой! – Тютюнин подошел к экрану ближе и вслух прочитал титры:

– – П.В. Бабайкин, депутат от фракции «Наш дом – тюрьма».

– И чего ты удивляешься, – пожала плечами Люба. – Очень хороший дядечка. Упитанный такой.

– И тебе он не кажется каким-то страшноватым, Люба? Может, лицо у него зеленое, а? – со значением спросил Тютюнин.

– Выпил, что ли? – сразу насторожилась она.

– А ты думала, они на кухне в шахматы играли? – злорадно хохотнула теща.

– Люба! – Сергей взял супругу за руку. – Люба, я очень тебя прошу поучаствовать в серьезном эксперименте.

– Это касается государственной безопасности! – снова влез Окуркин.

– Каком эксперименте?

– Выпить нужно, Люба.

– Чего, яду?

– Нет, не яду. Настоечки домашнего приготовления, а потом, – Тютюнин указал на телевизор, – потом надо будет снова взглянуть на этого товарища…

– Ну ладно, – согласилась Люба после недолгих колебаний. – Только с закуской…

– Это можно.

– Постойте! – спохватилась Олимпиада Петровна. – Без меня делать вам это запрещается!

– Так милости просим, – вежливо ответил Серега. – Пожалуйста, пройдите на кухню, а ты, Алексей, налей экспериментальную жидкость в экспериментальные стаканы или чашечки, если стаканов не хватит.

Следуя за покачивающимся Лехой, испытуемые прошли на кухню и, терпеливо дожидаясь своей очереди, достали из холодильника огурцы с творческого вечера композитора Игоря Конкретного.

– Налей им по пятьдесят грамм, – распорядился Сергей. – А чего это по пятьдесят? – возмутилась теща. – Я и больше выпью.

– Это не пьянка, Олимпиада Петровна, это эксперимент.

– И еще это касается государственной безопасности, – снова добавил Окуркин, наливая и в свою рюмку тоже.

Один только Сергей ограничился закуской – он все еще был голоден.

Люба и ее мама классическим переворотом отправили фильтрат в тренированные желудки и, выдохнув, закусили композиторскими огурцами.

– Ну и чего теперь? – осведомилась теща и внезапно икнула. – Ой, это от клизм от ваших! – пожаловалась она.

– От каких таких клизм, Арина Родионовна? – поинтересовался Окуркин, который славился природной любознательностью.

– Да вот, зятек расстарался… – покривила губу Олимпиада Петровна.

– Вот видите, как он вас любит. Клизмы ставит…

– Да ты чего себе выдумал, алкоголик долбаный! – закричала Олимпиада. – Мне эти клизмы, между прочим, доктор ставил!

– Вот ведь как повезло, значит, вас и доктор любит. Давайте за это выпьем!

– За клизмы? – простодушно поинтересовалась Люба.

– Нет, за любовь.

– Никаких больше тостов, – строго вмешался Тютюнин. – Сейчас организованно идем к телевизору и смотрим в него.

– А на кой? – не удержалась от вопроса теща.

– Смотришь в книгу, видишь фигу! – по-своему объяснил разомлевший Окуркин.

– Пошли, пошли, а то передача закончится, – сказал Сергей, выталкивая из кухни тещу и Любу.

К телевизору они подоспели как раз вовремя, когда депутат чему-то смеялся. Увидев его распахнутую зубастую пасть, Олимпиада Петровна потеряла дар речи, а Люба, напротив, очень заинтересовалась.

– А наши крокодилы вот такими же выросли бы, да, Сереж? – спросила она.

– Это не крокодил, Люба. Это неизвестное науке животное.

– А почему же написано, что депутат?

– А потому, – вмешалась теща, – что в бюллетенях для голосования портреты размытые, вот и голосуют за таких…