Борис Немировский - Сказки

— Господа брокеры, рад приветствовать вас на нашей бирже! Начнем нашу работу. Первым номером у нас сегодня…

И пошла работа. Серьезные, вдумчивые лица, тишина в зале. Только изредка задаст кто-нибудь вежливый вопрос. Бесшумно шныряют официанты с напитками… Продается и покупается все — от партий редкоземельных металлов до политических партий, от японских телефонов до телефонного права, тепловозы, оружие, власть, жизнь… Все есть на нашей бирже — только плати. Универсальность — наш девиз.

— Продается власть. Полная партия — кабинет министров, цены в зависимости от партии…

Вопрос с места:

— А по одному можно?

Кабинет министров коротко совещается. Вперед выступает премьер:

— Можно, — решительно кивает он, — Но с условием: от каждой покупки — процент мне.

Такой товар обычно не залеживается. Министров споро и охотно разбирают. Премьер довольно качает головой — он в стороне не остался.

— Предлагается к продаже партия национал-социалистов…

Все морщатся и поспешно прячут глаза. Некоторые бросают укоризненные взгляды на самоуверенного лидера партии. Национал-социалисты уже многократно продавались и куплены. Все-то им неймется… Поменять название, что ли? Ведущий сноровисто хватает следующую карточку:

— Господа, обратите внимание: интересный товар, — следует профессиональная улыбка, — предлагается к продаже творческая интеллигенция…

По залу проходит короткий, масленый какой-то смешок. Да-а, такой товар не каждому по карману… Покупать ненужные вещи может себе позволить только очень богатый человек. Интеллигенция испуганно жмется в угол, из ее беспорядочной толпы доносятся жалобные возгласы:

— Где это мы?

— Как это нас угораздило?

— Что делать?.. Кто виноват?..

Спокойны только киноактеры и режиссеры — им не привыкать. Это их работа — на публике. Хотя и в их улыбках, если присмотреться, тоже можно заметить некоторую нервозность. Им тоже как-то не по себе…

В общем, товар не ахти… Берут самых знаменитых, берут и парочку молодежи побойчее. В основном актрисочек с ножками — хоть какой-то прок от них… Ведущий замечает уныние и решает объявить перерыв.

После перерыва торговля вновь оживляется. Ведущий свое дело знает крепко — в работу пошел коронный номер:

— Продажа по разделу «Тела». Предлагается тело с лицензией на вывоз. Оплата в СКВ. Прошу внимания, господа… цена…

Вот они — наши женщины! Бойко стучат по помосту каблучки, качаются бедра… Вот где просыпаются лучшие чувства — цены растут на глазах, достаются объемистые кошельки. Ведущий взмок:

— Регистрируется сделка… Номер такой-то…

Но — хорошего понемножку. Опять все сходит в накатанную рабочую колею. Продается, покупается — страны и народы, сырье и полуфабрикаты, газеты и телевидение, посты и привилегии… Где-то в котировке сиротливо болтаются ум, честь и совесть — они уже никого не интересуют, они вышли в тираж. Да и качество товара сомнительное… Торги идут к концу. Ведущий ставит последний номер. Все удивленно переглядываются. На помосте — маленький, сморщенный и старый попик в рясе и с большим нательным крестом. Добрые глазки посматривают на господ брокеров. Ведущий объявляет:

— Продается царство небесное.

Долгое молчание. Потом неуверенный вопрос:

— А-а… А оплата какая?

Попик на помосте ласково улыбается:

— Житие праведное, сынок.

Раздается чей-то приглушенный смешок. Он ползет по залу, набирает силу и ширится. Вопросы сыплются так, что поп еле успевает поворачиваться:

— А лицензия на вывоз есть?

— А оплата по факту?

Попик отвечает:

— Что ты, сынок, предоплата…

Хохот в зале. Даже ведущий смеется.

— Предоплата не катит, батюшка, пора знать!

— А почем опиум для народа?

Вдруг вопрос, за которым следует напряженная тишина:

— А деньгами возьмешь?

Попик грустно качает головой:

— Нет, сынок. Царствие небесное за деньги не продается…

Вдруг — от дверей:

— Что ты мелешь, окаянный! Не слушайте его, господа, продается!

У дверей — огромный, благолепный. Седая борода, золотой крест, шелковая риза… Голос зычный, но приятный:

— Продается, господа, подходите. За деньги все продается!

Вот это по-нашему! Вокруг благообразного сразу собирается толпа. Размахивают деньгами, целуют руку… Оно, может быть, товар и непонятный, да авось пригодится… И только старенький попик сокрушенно бормочет:

— И легче верблюду пролезть в игольное ушко, чем богачу войти в царствие Господне…

Пришла как-то к отцу Исаакию одна Душа. И говорит:

— Помолитесь, отче, о заблудшей Душе, и Бог вас не оставит. В покое.

— Чего же ты хочешь, Душа? — спрашивает отец Исаакий.

— Исповеди, отче.

— Какие же грехи тебя тяготят?

— Ну-у, много. Всех не перечислишь.

— Начинай, с Богом.

— Значит, так: сталь, чугун, мясомолочные продукты…

— Эй-эй! Это что, и есть твои грехи? Ты что, коррумпированный элемент?

— Нет, отче, я не элемент. Я — целое. Я — Душа Населения.

— Ну, и что?

— Да вот, понимаешь, возросло производство чугуна, стали — да все на меня. А он тяжелый — чугун-то. Вот я и думала: снял бы Бог с меня это все.

— А продукты всякие? С голоду же помрешь!

— Да что продукты! Что они есть, что их нет. Я же Душа, значит — бессмертная, могу хоть и вовсе не есть. Население вот только жаль — вымрет. Им и сейчас-то туго: продуктов только на меня и хватает. А на бренное тело фондов недодали.

— Но это не грехи. Терпи, Душа. Ну, а грехи у тебя есть?

— Есть, отче. Многоликость, например.

— То-есть как это?

— Да так вот. Я ж Душа многонациональная. Одна часть во мне кричит: «Бей москалей!», другая: «Бей армян!», третья: «Бей этих… ну, жидо-масонов!» Тех, кто раньше безродными космополитами были. Одна часть вовсе уезжать хочет. В Израиль. Тяжко, отче. Кстати, а ну-ка признавайся, что это за имя ты себе взял? Ты кто по фамилии? Масон, мать твою божью!? Убирайся в свой Израиль! Пришлешь мне вызов.

— Что ты, что ты, Бог с тобой! Вызов на Душу не дают, она бесплотная.

— Так что ж ты мне голову морочишь? Э-эх!

И Душа Населения ушла. Так и живет с тех пор наше Население — без Души. Ну и ладно! Без нее легче. А то взяла себе, понимаете, моду: то она стынет, то болит, то вовсе наружу рвется. Кошки на ней скребутся всякие… А так — хорошо! Ни за что тебя не хватает, ничего не горит… Душевность — к черту, духовность — на свалку! Живи, бездушное население! Только вот помирать теперь страшно стало — раньше хоть Душа бы после нас осталась, а так… Ни Души не будет. Позвать ее обратно, что ли?

Жарко. Очень жарко. Май на дворе, а печет, как в июле. Вроде бы каменные стены, солнца нет — а жарко. Есть там еще что-нибудь во фляжке?