Надежда Первухина - Курортная зона

— Аркадия Ефимовна, Раиса Данникова пришла.

“ Привели ”.

— Пусть войдет, — отозвалась пластина голоском дверного колокольчика.

Дама-конвоир жестом, исполненным благородства и вежливости, открыла перед Ларисой дверь, и той ничего не оставалось как войти.

Кабинет директора курортной зоны был совершенно обычным. Стандартным. Даже стены не имели украшений в виде панелей, просто были оклеены обоями под покраску. Единственное настенное украшение висело чуть выше спинки директорского кресла. Это был большой портрет Веры Червонцевой. Толстая писательница глядела с него, чересчур застенчиво улыбаясь, а за ее спиной художник изобразил…

…Облака и качающиеся среди облаков пурпурные китайские фонарики.

— Я вас понимаю, — услышала Лариса донельзя приятный голос — Все, кто появляется у меня в кабинете впервые, прежде всего обращают внимание на эту картину.

Лариса обернулась. Невысокая, приятной полноты немолодая женщина стояла за стеллажом возле роскошно разросшегося белого олеандра. В руках жен-шины был опрыскиватель для цветов.

— Извините, — сказала Лариса. — Я…

— Понимаю, — улыбнулась женщина и поставила опрыскиватель на пол. — Вы меня не заметили. Это нормально. Меня трудно заметить, когда я вожусь с этим растением. А кроме того, я схитрила: мне хотелось увидеть вас со стороны, а не из директорского кресла, Раиса. Так что не смущайтесь и располагайтесь, как вам удобно.

Лариса “расположилась” на стуле для посетителей прямо перед начальственным столом. Аркадия Ефимовна заняла свое кресло, и теперь на Ларису изучающе взирали две дамы: со стены — Вера Червонцева, с “начальственной точки” — директор “Дворянского гнезда”. Кстати, для такой должности Аркадия Ефимовна выглядела нереспектабельно. Лариса подумала, что даме ее возраста, положения и телосложения подошел бы индивидуального пошива костюм из дорогой ткани, а не бордовая водолазка в сочетании с длинной джинсовой юбкой и джинсовым же жилетом. Аркадия Ефимовна (а имечко-то! Тут джинсам рядом лежать не положено! И даже костюм индпошива не пойдет. Роброн, фижмы и соболье боа поверх покатых плеч — вот что годится для такого прямо-таки княжеского имени!) усмехнулась: видимо, уловила мысли Ларисы. Но тут же ее лицо стало серьезным. Даже суровым. Она вытянула из ящика стола зеленую пластиковую папку-скоросшиватель и принялась ее листать. Лариса интуитивно поняла, что листается ее, Раисы Данниковой, личное дело.

— Раиса Петровна. — Директорша закрыла папку и отложила ее в сторону. — Скажите, это действительно так?

— Что именно? — напряглась Лариса. Аркадия Ефимовна вздохнула и даже слегка покраснела:

— Буквально час назад у меня была госпожа Червонцева, и то, что она рассказала, не укладывается ни в какие рамки…

— Что именно вам рассказала… госпожа Червонцева? — Напряжение растет. Кто знает, на что способна Вера? А если ее рассказ — рассказ об убийце Ларисе , явившейся в “Дворянское гнездо” для совершения подлого убийства? И Веру можно понять. Может, ей надоело ходить по лезвию, нет, сразу трем лезвиям бритвы “Жиллетт”. Может, она хочет избавиться от находящейся с ней бок о бок убийцы… Еще не зная, что эта убийца раздумала ее убивать.

— Это, конечно, ужасно. Мне не хочется в это верить…

Так.

— Но Вера сказала, что вы ночью пришли к ней, ища утешения как жертва сексуального насилия со стороны одного из наших… постояльцев!

Ффу. Спасибо тебе, Вера. Дай бог тебе еще написать кучу романов и получить все мыслимые литературные премии!

Лариса вздохнула и умело залилась слезами: не так чтоб ручьем лились вперемешку с соплями, а аккуратно, но впечатляюще — мол, порядочная женщина расстроена, унижена и оскорблена.

— Вера сказала вам правду. — Лариса приложила к щекам одноразовый платочек “Цепрусс”. — Для меня это такой шок… Это… изнасилование. Разве я могла предполагать, что, направляясь служить морферам, этим… существам благородной крови и происхождения, я столкнусь с проявлениями таких низменных инстинктов!

После Вериной лекции Лариса могла вот так легко рассуждать об этих проклятых морферах. Изображать осведомленность.

— Да-да, — покивала Аркадия Ефимовна. — А то, что насильником оказался князь Ежинский, — тоже правда?

— Совершенная. — Лариса решила, что время слез миновало и следует вести себя несколько иначе: деловито и с достоинством. И не забывать, что “оскорбленная сторона” — она.

— Вы узнали его во время… акта насилия?

Кажется, Вера рассказала не все. Но почему?

— Видите ли, Аркадия Ефимовна… Был момент, когда я попыталась отомстить насильнику. И тогда он начал… превращаться. И угрожать мне.

— Словесно угрожать? Лариса нервно улыбнулась:

— Когда перед вами встает исполинских размеров тварь, отдаленно напоминающая помесь жука и мясорубки, вряд ли вы подумаете, что она будет петь вам цыганские романсы.

— Вот даже как…

— Да. И от смерти меня спасло лишь своевременное появление князя Жупаева и барона Людвига фон Вымпеля!

Директриса была изумлена. И изображала это вполне искренне:

— Как?! Князь и барон тоже были у вас?!

— Они явились, чтобы защитить меня, — тоном гордой девственницы заявила Лариса. — Так они сами сказали. По их словам, они ведут наблюдение за князем Ежинским, поскольку тот известен в кругах морферов как безнравственное и распутное существо. И хотя они не успели предотвратить мое бесчестие, они предотвратили мою гибель. Разве Вера об этом не упомянула?

— Н-нет, — рассеянно ответила директриса.

— Странно. А между тем именно князь Жупаев и барон фон Вымпель на основании какого-то их закона арестовали князя Ежинского и сообщили мне, что я имею полное право требовать над ним Суда Чести и выступать в роли обвинительницы!

— И что вы собираетесь предпринять? — быстро спросила Аркадия Ефимовна.

А вот здесь не стоит торопиться с ответом. Можно крупно ошибиться. Нужен ли тебе, Лариса, Суд? Суд, на котором тебя саму могут осудить? Верный ответ: нет. Но и спустить обиду засранцу-морферу тоже нельзя.

Что же ответить?

Что?

— Я хотела бы посоветоваться по этому поводу с вами, Аркадия Ефимовна, — смиренно сказала Лариса и мгновенно поняла по глазам директрисы: ответ верный.

Настолько верный, что у Аркадии Ефимовны даже цвет лица стал оживленно-персиковым, а до того напоминал матирующий крем тона “бледная немочь”.

— Это правильно, Раечка, — улыбнулась директриса.

Ого.

Раечка?! Ну ладно.

— Видишь ли, Раечка, — директриса принялась вертеть в пальцах паркеровскую ручку, — наша зона отдыха — не просто курорт с приезжающими-отъезжаюшими и обслуживающим персоналом. Это семья. Одна большая семья. Семья, которая заботится о своей репутации.