Андрей Белянин - Трилогия Багдадский вор

– Айм нот дую спик узбекстэн… – привычно начал наш герой, но вовремя опомнился. – Хотя нет… какого фига! Я прекрасно говорю по-узбекски, мать вашу!

– Видно, ты великий мудрец, о чужеземец, знающий разные языки и почитающий наших мам. – Оболенскому услужливо помогли подняться. – Скажи, зачем ты сидел на земле? Зачем так кричал? У тебя большое горе, кто-то умер?

– Я сам… в фигуральном смысле, – поправил Лев, видя, как вытянулись лица заботливых горожан. – Просто этот зараза джинн (чтоб ему сдохнуть без опохмелки!) забрал меня из моего мира и перенёс в ваш. А кто его просил, спрашивается?! Это в прошлый раз я был головой об асфальт с налёту ушибленный, сразу кома, лазарет, пробирки-капельницы-клизмы… Но сейчас-то я всё помню!

– Ты… долго стоял на солнце с непокрытой головой? – после секундного замешательства угадал один.

– Да нет же!

– Вай, он сказал «да» или «нет»? – удивился второй. К их экспрессивному разговору начали прислушиваться, любопытный народ, отложив повседневные дела, спешил посмотреть на чудно одетого чужестранца, говорящего странные вещи.

– Я имел в виду, что уже был здесь! Ну, на Востоке… В частности, в Багдаде. А это вроде другой городишко?

– Это благословенный Коканд, город ковров и пряностей!

– Н-да, название подходящее и запашок чувствуется, только не уверяйте меня, что корица пахнет сероводородом… Так вот, меня в Багдад дедушка затащил с помощью джинна. Он вообще любитель залить за воротник пиалку-другую кой-чего покрепче простокваши… Дед в смысле! Да, и звали его… звали его… Аллах Акбар! Нет, Хвала Хайям… нет, вот ведь вертится на языке… рак, краб, лобстер… Лобстер Хайям! Опять не то, но вроде…

– Хайям Омар? – тихо предположил кто-то.

– Точно! – восторженно взревел Оболенский. – Хайям Омар – это мой якобы дедушка! Тот самый, который написал:

– Вай дод, он читает такие вещи вслух, – испуганно начал озираться народ. – Воистину, кто бы посмел, кроме сумасшедшего…

– И ещё там был такой Ходжа Насреддин, домулло называется, так с ним мы вообще корифаны не разлей кумыс… А чего это все разом припухли?

Он не сразу обратил внимание, как быстро вокруг его величественной особы образовалось пустое пространство. Из-за спин простого люда показались длинные копья стражи; раздвигая толпу грудью коня, вперёд выдвинулся крючконосый всадник в богатой одежде…

– Кто произнёс имя проклятого Аллахом и всеми честными мусульманами возмутителя спокойствия, безбожника и проходимца Ходжи Насреддина, да иссохнут его внутренности, подобно листьям бесплодного карагача в засушливую пору?!

– Это вы про Ходжулю, что ль? – окончательно затягивая петлю на своей же шее, уточнил Лев. – Ну, не такой уж он и гад, больше прикидывается…

Шестеро стражников с суровыми лицами в мгновение ока взяли незадачливого россиянина в кольцо. Несколько секунд, прикрыв глаза от жгучего стыда, Оболенский искренне поражался глубине собственной глупости. Таким беспросветным идиотом он не ощущал себя ещё никогда… После чего, низко опустив кудрявую голову, бывшая гроза Багдада позволил с почётом сопроводить себя в сторону возвышающейся над низкими домишками голубой громады султанского дворца. То есть день не задался с самого начала…

Крючконосый всадник оказался главой кокандских стражников и носил звучное имя Аслан-бей. От достойного господина Шехмета, главы багдадской стражи, он отличался разве что более мелким ростом и нравом ярого служаки. И происходил из богатой семьи, впитав вкус к использованию плети уже с младенчества, так что печать порока давно отложила след на его холёном лице…

Сам Коканд превосходил Багдад не столько размерами, сколько степенью куда большей угнетённости местных жителей. Если Селим ибн Гарун аль-Рашид, да сохранит Аллах память о нём для благодарных потомков, карал сурово только за воровство, султан Коканда был столь же суров во всём! Уже на подходе к его дворцу побледневшему Оболенскому продемонстрировали врытые в землю колья – на них по субботам сажали ослушников. А у самых ворот, в пыли, сидели на корточках скованные железом люди – они ждали «скорого и праведного суда»…

Лев не был связан, но прекрасно понимал, что в одиночку он не управится с шестью опытными стражниками, а при первой же попытке прыгнуть в проулочек и сбежать уверенно получит длинную стрелу в спину. Но самое худшее – это то, что у него неожиданно жутко зачесались пальцы! Причём не от страха и не просто так, он слишком хорошо помнил это покалывающее ощущение – надо срочно что-нибудь украсть! Хоть что-нибудь… Но рядом была только стража, хотя… почему бы и нет?

Когда я записывал всё это, у меня не было ни малейшего сомнения в искренности Льва. Не то чтобы его кристальная честность давно и повсеместно вошла в поговорку, но, с другой стороны, он никогда и не врал без причины. А, уж согласитесь, нормальному мужчине, даже с самым средним уровнем фантазии, всегда есть что придумать в своё оправдание за недолгое отсутствие неизвестно где… Тем паче врать о Востоке!

Да будь в его рассказах хоть один-разъединственный ляп – меня и Оболенского давным-давно заслуженно посрамили бы суровые и неподкупные критики. Поэтому я не перебивал его, не лез с глупыми комментариями, а лишь иногда изредка задавал уточняющие вопросики типа: «А ты сам-то в это веришь?!» Пару раз Лев даже обижался, цветисто посылая меня в самое тёмное место у шайтана под хвостом…

Султан благословенного города Коканда носил достославное имя Муслим аль-Люли Сулейман ибн Доде! По крайней мере, один большущий плюс у него в его системе законоисполнения был: задержанного Оболенского не стали томить в тюрьме, засовывая в вонючую яму-зиндан, а сразу же, без малейших проволочек, направили пред сияющие очи правоверного защитника и властителя всех законопослушных мусульман. То есть нашего российского гражданина приняли к судопроизводству без проволочек. В иной ситуации Лев как бывший юрист, несомненно, оценил бы это, но не сейчас…

А сейчас его втолкнули в небольшой, но очень изысканный сад под открытым небом, с павлинами, пальмами и традиционным мраморным фонтанчиком прямо посреди дворцового комплекса. Навстречу страже вышел суетливый мужчина в дорогом халате и островерхой чалме, явно советник или какой-нибудь зам. Он о чём-то быстро переговорил с Аслан-беем, внимательно посмотрел на Оболенского, неодобрительно поцокал языком и ушёл.