Александра Руда - Обручальный кинжал

— Да-а-а? А я думала… и Даезаэль сказал…

— Эльф всегда сгущает краски, — усмехнулся Драниш. — Но это совсем не повод унывать. Ну-ка, улыбнись! А то что-то ты совсем духом упала.

— Я просто устала. Очень устала. И конца-края не видно нашим неприятностям, а у меня уже нет сил. Совсем нет сил. Совсем-совсем. Даже улыбнуться.

— Знаешь, — голос тролля потеплел, — я был совсем еще малышом, когда мне впервые пришлось убить. Меня тогда в схватке очень сильно ранили. А у мамаши был один метод лечения — плеснуть водки на рану, прижечь головней или зашить. И водку внутрь. И я тогда единственный раз в жизни сказал, точнее, завопил, что лучше бы я умер. А мамаша мне такой подзатыльник отвесила, что чуть голова не оторвалась, и сказала: не ты себе жизнь дал, вот и живи, пока Пахан ее не заберет. Ему виднее, зачем тебе эти страдания, но он всегда даст на них сил! Пахан всегда справедлив.

Я представила маленького шестилетнего мальчишку, на дом которого напало враждующее племя и который был вынужден защищаться, убивая и видя, как гибнут его близкие. Я представила маленького черноволосого тролленка, плачущего от боли и ужаса, пока его мать ковыряется в открытой ране, а вместо утешения отвешивает подзатыльник. И этот ребенок вырос во взрослого, невероятно сильного и милосердного мужчину, который всегда умеет найти нужные слова.

— Ты прав во всем, — сказала я. — Моей силы хватает только на принятие глупых и необдуманных решений и храбрые мысли «а вот я бы…». А потом… Я такая жалкая… Отец бы…

— Меньше думай об отце, — посоветовал тролль. — И не совершай больше глупостей. Иначе ты потеряешь все мое расположение.

Мне нечего было на это ответить. Не уверять же Драниша в том, как мне важно его мнение. Он и так об этом знает, да и что изменится от моих слов? Поэтому мы в молчании дошли до фургона, в котором Драниш осторожно разместил меня на чьих-то одеялах и присел рядом, помогая устроиться поудобнее.

— Как вы, Ясноцвета? — Ярослав наклонился надо мной, загородив тусклый свет лампы. — Потерпите еще немного, скоро мы приедем к замку ульдона, а там, я уверен, должен быть целитель. Я вынужден вас покинуть, чтобы управлять фургоном.

— У вас получится? — слабым голосом спросила я. — Там же темно.

— Драниш мне поможет, — ответил Волк. — Должен вам напомнить, что накопителя у нас нет и фургоном может управлять только маг. Поэтому, как бы мне ни хотелось быть с вами рядом, я должен вести повозку.

— Ничего страшного. — Я выдавила из себя улыбку. Заботливый Волк, даже если его поведение было продиктовано заботой исключительно о будущем домена, меня пугал.

Капитан кивнул и ушел. А Драниш поправил на мне одеяло и улыбнулся:

— Ну что, Ясноцвета, ты доживешь до замка ульдона? Смотрю, даже заулыбалась.

— Да, — кивнула я. — Доживу.

Фургон тронулся, когда в него влез мокрый и злой эльф, тащивший одеяла, на которых я лежала на берегу.

— Где Персик? — рявкнул он. — Я хочу сорвать на нем свое плохое настроение!

— Обойдешься, — глухо пробормотала куча барахла в углу фургона. — Вон у тебя Ясноцвета для опытов есть.

— На пациентах срываться — последнее дело. — Даезаэль подошел к гномьему убежищу и слегка пнул его ногой. — Ты что здесь устроил? Что это за бардак?

— А ты не командуй! — Куча заворочалась и немного уменьшилась в высоту. — Я отдыхаю в окружении любимых вещей!

— Ты деградируешь, Персик! — заявил эльф, снимая с себя мокрую одежду. — Желание закапываться в норки из опавших листьев присуще сусликам и барсукам, а не разумным существам.

— Это не опавшие листья! — обиженно раздалось из кучи.

— Какая разница — опавшие листья или вытащенные из сундука вещи? Ты просто используешь доступный материал, как животное, движимое инстинктами, вот и все.

Гном что-то обиженно проворчал, однако из своего убежища не вылез. Даезаэль немного постоял задумчиво, почесал спину между торчащими лопатками и нырнул к гному в кучу одежды. Персик заверещал, как поросенок, и вскочил на ноги, разбрасывая в разные стороны свитера и связанные заботливой мамочкой утепленные подштанники.

Пока он возмущенно тряс кулаком, не в силах промолвить ни слова, из изрядно уменьшившейся кучи высунулась рука эльфа, нашарила на полу несколько свитеров и затащила их обратно.

— Что у вас творится? — с крыши сначала свесилась голова Тисы, а потом девушка, заинтересованная происходящим, спрыгнула вниз.

— Он!.. Он!.. Он!.. — возмущенно задыхался Персик. — Он! Он сказал, что я деградирую! Деградирую в суслика!

— Или барсука, на выбор, — добавил к его возмущенной речи ехидный голос эльфа.

— А потом! Залез ко мне на постель! И начал! Начал! Начал…

— Начал что? — всерьез заинтересовалась Тиса.

— Целоваться!!! — завопил гном, остервенело вытирая щеки. — Целоваться! Он же знает, что я берегу себя для единственной! Он надругался над моими чувствами!

— Опять, — довольно уточнил эльф.

Тиса расхохоталась, а я изо всех сил старалась сдержать рвущийся наружу смех, помня о приступах кашля.

— Ты дурачок, Персик, — насмеявшись, сказал девушка. — До суслика тебе, конечно, далеко, но нужно было ему коленом между ног залепить, за уши дернуть — да все, что угодно, только не отдавать ему свою уютную и теплую норку. Он же просто погреться хотел!

— И что мне теперь делать? — растерянно спросил гном. — Пинать уже поздно, или еще можно?

— Я тебе пну! — злобно рявкнул эльф. — Иди на крышу, звездами любуйся!

— Тиса! — воззвал к помощи Персик, но девушка развела руками и снова рассмеялась.

Тогда Персиваль сел рядом со мной, трогательно обхватив колени руками, и стал жаловаться на жизнь:

— Я ведь тоже устал, не только этот ушастый работает! Я снова ось ремонтировал, а ведь это очень тяжело! И еще я помогал тащить фургон! И это были мои вещи! Моя идея сделать из них домик! А он! Он! А я ведь уже смелый, я умею волкодлаков убивать! Я бы никогда и ни за что не отдал ему нагретое место, если бы он не начал целоваться! Ты должна меня понять, ведь ты тоже придерживаешься правил приличия. И теперь капитан не может тебя ни в чем упрекнуть, кроме Драниша, конечно, но все равно. И я тоже хочу, чтобы моя единственная получила меня целиком, беспорочного, а поцелуи эльфа…

Сначала я просто кивала в такт его прочувствованной речи, а потом задремала, но увлеченный гневной тирадой Персиваль, кажется, этого не заметил.

Я проснулась от шума. Прислушавшись к крикам команд, скрипу и грохоту, который ни с чем нельзя было перепутать, — к звукам опускающегося подъемного моста замка, я поняла, что мы наконец-то приехали в гости к ульдону.

Фургон прогрохотал по деревянному мосту, потом колеса застучали по мощеной мостовой.

Тиса и Персиваль убежали на козлы смотреть, а Даезаэль принялся прихорашиваться, даже достал из сундука со своими вещами запасной парик, поправил заплетенные косички и тщательно спрятал под него свои истинные золотистые волосы. Выглядел наш целитель сейчас почти так же, как в день нашей встречи, только разве что был намного худее, и под глазами залегли глубокие тени от усталости и магического истощения.