Вадим Громов - Избранная поневоле, или - попасть в Мурло

"Что бы тебе такого подобрать... - Таня оценила широкие плечи "туриста", коротковатый, но мощный торс, и по-кавалерийски кривые нижние конечности. - На харю физиономии - ты вылитый Интернационал, тут и битву экстрасенсов созывать не надо... Назвать что-ли? Патриотыч в МУРЛО есть, почему бы Интернационалу не появиться. Найдём колдунов-либералов, восстановим справедливость. Ладно, не буду над человеком изгаляться. Тут что-то другое потребно. Что?".

"Турист" терпеливо ждал, изредка бросая на Татьяну насупленные взгляды, будто ощущая возможность каверзы. Посудина с существом, по-прежнему бездействовали.

- Право выбора предоставить, или как? - Поинтересовалась Таня. - Может, у самого какие-нибудь соображения появились? Протестовать не буду.

- Нет. - Переносчик рюкзака зачем-то потрогал себя за оттопыренное ухо. - Сама называй.

- Ну, коли так... - Татьяна ещё раз осмыслила приглянувшийся вариант, и решила не продолжать изысканий. - Будешь Гоги Ван. А прозвище - Команданте.

- А почему? - Спросил Гоги Ван, по прозвищу Команданте.

- По моему хотенью. - Безапелляционно заявила Таня. - Объясняю один раз. Гоги - за нос, Ван - за глаза. В обратном порядке звучит почти высокохудожественно, тем более, что одно ухо у тебя - так и просится поспособствовать созданию более точного образа. Но, попробуем обойтись без дополнительных деталей. Остальные внешние данные перетопчутся, у нас не Испания, а МУРЛО.

- А Команданте?

- Берет у тебя, как у одного легендарного политического деятеля, из страны сигар и сахарного тростника. Ещё вопросы есть?

- Куда пойдём?

- Если б я знала... - Татьяна подошла к существу, и присела на корточки. - Сначала с этой нездоровой фантазией разобраться бы.

Она подцепила посудину за причудливо изогнутую ручку, и осторожно потыкала существо носиком, напоминающим грациозный изгиб лебединой шеи.

- Эй, Чудо-Юдо... Отпрыск выдры и верблюда. Ой, мама!

"Фигня несусветная" свернувшаяся калачиком, с пронзительным воем резко поменяла положение, представая во всей красе. Точнее - уродстве. Мелькнули рахитичные конечности, увенчанные когтями размером с зубец вилки. Жиденькая короткая шёрстка грязно-розового цвета едва прикрывала выпирающие рёбра с хорошо заметными нашлёпками лишаев. Выпученные блёкло-голубые глазки, в которых не было ничего дружелюбного. Возле носика посудины, промахнувшись самую малость, клацнули острые зубки. Мордочка, представлявшая из себя сплав помойной крысы с пираньей, дёрнулась в кратковременной судороге синхронно с куцым хвостиком: и застыла.

- Японский бестиарий... - Таня ещё раз потыкала тщедушное тельце носиком посудины, на всякий случай - перебазировавшись ещё на шаг назад. - Сдох, что ли?

- Да, кажись загнулся... - Гоги Ван бесстрашно наклонился над существом, так и не успевшим получить имени. Дёрнул двумя пальцами за хвост, наблюдая за реакцией. Реакции было ноль целых, ноль прочих. - Ну, точно. Амбец лишайному.

- Весёлое начало. - Прокомментировала Татьяна, впрочем - без особой удручённости. - Неликвиды есть неликвиды. Ничего не поделаешь. Я так полагаю, что живая вода для таких случаев - в комплект не входит. Да если бы и была... не вижу никакого смысла взбадривать аналогичную фауну. Что ни делается - всё к лучшему.

Команданте меланхолично пожал плечами, не выражая одобрения или порицания - по отношению к этой затасканной оптимистической сентенции.

- Тэ-э-экс... - Таня перевела взгляда на посудину, находящуюся в неё в руке. - А с этой утварью у нас что? Не ты чайник обронил?

- Нет. - Лаконично ответил Гоги Ван, перед глазами которого Татьяна повертела предметом невыясненной принадлежности. - Я никогда, ничего не роняю. И это - не чайник.

- Очень приятно встретить в этой глуши, эксперта по чайникам. Может, просветишь, что это?

- Лампа.

- Слушай, а похожа. - Удивлённо протянула Татьяна. - Как это я сразу не сообразила? Что характерно, ладошки мгновенно зачесались с неимоверной силой... Дело Алладина живёт и побеждает. Не факт, что сработает... но, кто сказал - что точно ничего не выйдет? Оп-паньки...

Она осторожно потёрла нагретый бок лампы, и проворно поставила её на песок, подальше от себя. Внутри лампы послышался то ли шелест, то ли шорох, и всё стихло.

- Хм... - Таня повторила попытку, увеличив время и усилие. - Выдувайся, джинн: большой и маленький. Японский ифрит, да каких тебе ещё растираний требуется? Я понимаю, что Восток - дело тонкое: но, сложившаяся ситуация требует пересмотра некоторых устоявшихся понятий. Или, может - джинна совсем уж некондиционного подсунули?

Из лампы явственно послышалось пыхтение, вкупе с раздражённым бормотанием: кажется, даже двухголосым. Татьяна воодушевлённо сгребла изукрашенную восточными письменами посудину, и - не жалея ладоней, принялась ожесточённо надраивать со всех сторон. Бессвязное и сварливое бормотание внутри лампы, становилось всё громче. Напоследок, Таня перевернула обихаживаемый предмет, и в виде финального аккорда - три раза приложила ладонью по донышку. В лампе гортанно выкрикнули длиннющую, на девяносто пять процентов - непонятную Татьяне фразу: в которой ощущалось неприкрытое недовольство происходящим. Одну двадцатую из услышанного, с некоторой натяжкой можно было определить как слово "шайтан": но, Таня не могла поручиться, что так оно и было.

- А ну, выпуливайся! - От "может-быть-шайтана", Татьяна почти рассвирепела, и расчетливо затрясла джинново обиталище обеими руками. - Я тебе устрою высшую школу хороших манер! Японский этикет! Наружу, быстро!!!

В лампе наступила испуганная тишина, после чего - из носика показался белёсый дымок. Таня прекратила тряску, и поспешно поставила посудину на песок. Дымок увеличивался, принимая форму человеческого тела.

- Милочка, шо вы таки мацаете и курочите раритет, прямо как биндюжник Беня Шварцман - обмишурившегося щипача на Привозе?

Выговор у сформировавшегося джинна был мягким, грассирующим, убаюкивающим. Нисколько не похожим на тот брутальный баритон, что Таня слышала минуту назад.

- Если бы вы таки дожили до моих лет, то научились бы ценить покой, и не делали бы движений похожие на резкие даже там, где без них никак не обойтись... Уж поверьте богатейшему опыту Соломона Каца.

- А как же - "слушаюсь и повинуюсь"? - За то время, пока джинн изрекал нравоучительную тираду, Татьяна успела оправиться от ошеломления; и взять себя в руки. - Или что-то изменилось?

- Милочка, неужели нельзя обойтись без этих пошлостей? - Джинн, у которого имелись пейсы, ермолка и классическая внешность владельца дореволюционного ломбарда с Дерибасовской: страдальчески поморщился. - И чтобы вам отскакивало как от радости стоматолога, культурные люди таки сначала уточняют график работы, а не ведут себя как обобранный корыстной зазнобой пожарный инспектор, на только что открывшемся складе горюче-смазочных материалов... Поимейте хоть намёк на грамм совести.